Город за рекой - [85]

Он возвращался к своему письменному столу, снова подолгу смотрел на пустые страницы, и рука его по-прежнему не могла вывести ни единой строчки. Если не произойдет чуда, то он, похоже, предстанет однажды пред очи Высокого Комиссара, как школьник, не выполнивший задания.

Все побуждало его принять решение. Но не было еще звонка из Префектуры с приглашением к разговору с Комиссаром, и письмо, о котором его уведомили, тоже еще не приходило.

Он нервно расхаживал вдоль книжных стеллажей, на которых громоздились объемистые справочные тома с указанием местонахождения рукописей и книг, но буквенные и числовые шифры ни о чем ему не говорили. Он без пользы листал пухлые справочники и ставил обратно на полки. Разве не могло казаться странным, что он за время своего пребывания здесь так и не освоился с практической стороной дела, не приобрел и малейших навыков обращения с Архивом. Он не имел никакого представления о наличном фонде, о том совокупном духовном наследии, что собрано было здесь, в подземных хранилищах. Он не знал, что где расположено и по какой системе, и ни одной книги, ни одной рукописи не в состоянии был найти самостоятельно, без помощи младших архивных служителей; даже такой мальчик, как Леонхард, или другие посыльные обнаруживали в этих вещах большую осведомленность. Он не мог, к примеру, установить, взято ли на хранение и на какой срок то или иное из интересующих его сочинений, в том числе лахмаровские легенды о Хенне, не мог узнать, оставались ли еще в Архиве записки Кателя, дневники Анны, бумаги отца. К своему стыду, он не знал даже, собраны ли тут творения великих поэтов прошлого столетия, какие из них еще хранятся, какие уже изъяты; не знал, как обстояло дело с сочинениями известных авторов современности. Он не мог бы дать разъяснения по самым простым вопросам Архива, заведующим которого он числился. Пожалуй, он обозревал поверхностно работу, но все же не он, а Перкинг молча направлял ход дела и держал связь с Префектурой. В сущности, признавался себе Роберт, он сам был не более чем представительствующей фигурой.

Возможно, он ложно очертил круг своих задач, сосредоточил внимание на окружающей жизни, наблюдая жителей, устройство города, всякого рода ритуалы, вместо того чтобы включиться в деятельность Архива. Если бы его с самого начала поставили в известность, что это за город, он, может быть, иначе взялся за дело. Но ему предоставили самому добывать знание об истинном положении вещей. Тревожила его и мысль о том, что он превышает свои полномочия, активно вмешиваясь в события города, как, например, на собрании масок или при посещении казарм.

Так же мучительно было порой осознавать, что он постоянно общается с тенями и здесь, в Архиве. Но страх, внушаемый этой мыслью, все больше уступал место чувству некоего освобождения. Окончательное знание, что он пребывает в царстве мертвых, пошло на пользу, развеяло до некоторой степени тревожную подозрительность, неопределенность, так долго мучившие его и сбивавшие с толку. Но оставалось много таинственного, хотя он и отказался от попыток объяснить необъяснимое для человеческого разума диалектическим путем. Сколько бы он ни раздумывал, сомневаться в действительности промежуточного царства было уже невозможно. Его существование не имело ничего общего с верой или неверием, с ним приходилось мириться, принимать как нечто данное. Положение вещей здесь было ничуть не более загадочным, чем формы и течение жизни по другую сторону реки.

Но что больше всего занимало Роберта, так это неразгаданная тайна его ближайшего окружения, почтенных ассистентов, этих двенадцати бессмертных. Что Архив означал некую контрольную инстанцию, было очевидно, равно как и то, что письменное слово подвергалось такому же контролю, как и прожитая человеческая жизнь. И все же — какой цели служил Архив? Он ни разу за все время не видел, чтобы кто-нибудь из местных жителей пользовался какими-то из собранных здесь сочинений и рукописей. Может быть, все это духовное наследие служило лишь мнимым целям властей? В таком случае это было бы нечто вроде ханжеской игры фабрик, которые, подобно двум огромным ковшам, бросали одна другой корм, подпитывая друг друга, в то время как втянутые в процесс люди не осознавали тщетности своего труда.

Архивариус медленно спускался по винтовой лестнице, которая вела в подземные ярусы. Он редко заглядывал в эти подвальные залы с высокими, до потолка, стеллажами, которые членили помещения на узкие прямоугольники. На полках стояли освещенные мягким светом папки и подшивки бумаг, рукописи, книги и древние фолианты иногда плотными рядами, иногда разреженно, не пожелтевшие и даже не слишком запыленные. Видимо за порядком здесь следили юноши, младшие служители, которых было по двое или по трое на каждом этаже.

В настоящий момент они занимались тем, что отбирали какие-то сочинения в соответствии со списком. Они откладывали их на передвижной столик. При появлении архивариуса один из служителей поспешно протянул ему список означенной литературы, решив, что тот спустился сюда с целью проверки их работы. Архивариус с серьезным видом пробежал его глазами и одобрительно кивнул головой, хотя и не понял, что это за список и для чего он составлен. Юноша заметил, что эти тома, мол, потребовали "наверху", вероятно, в связи с тщательной селекцией, которая проводится в их секторе, а больше он ничего не знает, это мол, не их, младших служителей, дело, господин архивариус, должно быть, в курсе, он же только хотел этим сказать, что они не совсем уж механически исполняют свою работу. Юноша стоял, опустив глаза, с чуть кокетливым, как показалось Роберту, выражением зардевшегося румянцем лица.