Город за рекой - [83]

Шрифт
Интервал

— Вы не напрасно меня обеспокоили, господин Бертеле, — сказал архивариус, — что мы знаем о наших скрытых задачах!

Он кивнул на громоздившуюся кучу, в которую древние воины швыряли свои доспехи и снаряжение. Бертеле отвел архивариуса в сторону.

— Но скажите мне, — попросил он, — почему многие из нас, и я в том числе, так долго думали, что мы еще живы.

— Это можно объяснить тем, — предположил архивариус, — что вы не осознали факта умирания.

— Факта умирания?

— Насильственная смерть слишком быстро настигла вас. Не было приготовления, перехода из одного состояния в другое. Плоть перестала физически существовать прежде, чем это дошло до вашего сознания.

— Если это так… — сказал Бертеле и не закончил фразу.

— По моим наблюдениям, — продолжал архивариус, — которые, разумеется, далеко не полны, это обстоит именно так. Еще и поэтому вас, вероятно, изолируют от остальных обитателей города. Процесс умирания, который протекает еще на той стороне реки, соответствует, если я правильно понимаю, состоянию, в котором мы все пребываем здесь. Это словно бы другая сторона, продолжение вашего превращения. В акте умирания душа, наше угасающее сознание, предчувствует ощущение смерти, и в первом периоде состояния смерти еще живет отголосок жизни. Это не воскресение, как иные поначалу полагают, но промежуточный период, в котором жизнь проходит через фильтр, после чего уже копируется только ее пустая форма. Во всяком случае, для меня несомненно, что это есть переход, промежуточная станция, откуда потом отбывают навсегда; у вас это так называемые маневры, с которых ни один не возвращается, у нас в городе — ночные сборные эшелоны под сигнал рожка, чего каждый со страхом ожидает, как ожидают там, на той стороне, конца жизненного срока. Некоторые воспринимают пребывание здесь как плен, протекающее вхолостую существование, однако большинство, сколько я мог заметить, стремится продлить по возможности срок пребывания на этой промежуточной станции. Срок у каждого свой, но продолжительность его в каждом отдельном случае предопределена, кажется, уже в момент прибытия сюда. Какая тут закономерность, для меня еще неясно, хотя я уже кое о чем догадываюсь; но если бы даже я и знал, то не вправе был бы говорить. Впрочем, можно предположить, что никто не имеет представления о том, как долго продолжается первый период его состояния мертвого, потому что он утрачивает прежние понятия о времени. Его чувствования и мысли знают только настоящее. Вот все, что я могу сказать вам, мой дорогой господин Бертеле, исходя из своих наблюдений о жизни города, которая предстает передо мной пока что в виде странных и не связанных между собой событий. Но я говорю это потому, что хочу помочь вам найти ответы на вопросы, которые вас, как студента философии, должны были занимать в вашей жизни.

В то время как архивариус говорил, ему все больше раскрывался характер и формы протекания жизни в городе; он как бы рассуждал вслух сам с собой и только под конец вспомнил о своем собеседнике. Когда он обратил взгляд на Бертеле, то увидел, что его голова склонилась на плечо; он впал в забытье, прямо стоя на ногах, охваченный усталостью. Архивариус подхватил его под руки и попытался осторожно усадить на землю.

— Извините, — сказал студент, очнувшись, — приношу вам тысячу извинений. Думаю, что я все понял.

Архивариус увидел, что уже последние воины исторического шествия побросали в кучу свои доспехи. Солдаты разбрелись по полю. Воздух тем временем заметно посвежел.

— Земля, — медленно проговорил сержант, — теперь уже больше не круглая, она стала для нас покатой плоскостью.

— И все же, — заметил архивариус, который один стоял во весь рост среди солдат, группами сидевших на земле вокруг него, — и все же у вас еще остается задача. Задача, которая есть не только у погибших солдат, но у всех умерших, пока они еще пребывают в этих краях. Но прежде всего у вас!

Роберт смотрел на лица, похожие теперь одно на другое, — и даже Бертеле не составлял здесь исключения. Глубоко запавшие глаза, землистый цвет кожи, выступающие кости, заостренные носы, голые черепа. Но у всех в глазах еще стоял немой вопрос. "Что, что мы можем сделать?" — как будто спрашивали их взгляды.

— Возвращайтесь назад, за реку! — сказал архивариус. — Не ради себя возвращайтесь, как вы хотели, но ради живых. Как духи являйтесь им в сновидениях, во сне, в этом состоянии, которое так сходно с вашим. Предостерегайте их, напоминайте о себе и, если нужно, мучайте их. У вас в руках ключ суда. Настоящее вашей смерти могло бы спасти будущее жизни. Овладевайте смертными, будите их мысли и чувства!

Как увещевают детей, так убеждал архивариус мертвых солдат. Едва он кончил говорить, как могучие колонны казарм зашатались, точно сотрясаемые подземными толчками. Но никакого колебания песчаной почвы не ощущалось. Каменные стволы колонн изогнулись, древние барабаны выпучились, рухнул архитрав. Затем стали лопаться, трескаться, ломаться внутренние перегородки, рушиться стены, строение медленно распадалось — перекрытие за перекрытием, ярус за ярусом, пока вовсе не рассыпалось.


Еще от автора Герман Казак
Отец и сын Казаки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Том 3. Над Неманом

Роман «Над Неманом» выдающейся польской писательницы Элизы Ожешко (1841–1910) — великолепный гимн труду. Он весь пронизан глубокой мыслью, что самые лучшие человеческие качества — любовь, дружба, умение понимать и беречь природу, любить родину — даны только людям труда. Глубокая вера писательницы в благотворное влияние человеческого труда подчеркивается и судьбами героев романа. Выросшая в помещичьем доме Юстына Ожельская отказывается от брака по расчету и уходит к любимому — в мужицкую хату. Ее тетка Марта, которая много лет назад не нашла в себе подобной решимости, горько сожалеет в старости о своей ошибке…


Деньги

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Судебный случай

Цикл «Маленькие рассказы» был опубликован в 1946 г. в книге «Басни и маленькие рассказы», подготовленной к изданию Мирославом Галиком (издательство Франтишека Борового). В основу книги легла папка под приведенным выше названием, в которой находились газетные вырезки и рукописи. Папка эта была найдена в личном архиве писателя. Нетрудно заметить, что в этих рассказах-миниатюрах Чапек поднимает многие серьезные, злободневные вопросы, волновавшие чешскую общественность во второй половине 30-х годов, накануне фашистской оккупации Чехословакии.


Спрут

Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).


Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.


Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.