Город Ветров - [30]

— Стойте! — раздался окрик Ипполиты. — Не прикасайтесь — прилипнете!

Не медля ни секунды, она выхватила из-за спины лук и стрелу с волшебным наконечником, прицелилась и пронзила паука.

Натяжение нити ослабло, и упирающаяся Гиневра шлепнулась на землю.

Далила подбежала к ней и одним махом перерезала паутину, охватившую голень.

— Снимай шаровары, — сказала она, — эта дрянь наверняка ядовитая. Надо выстирать. Счастье, что на тебе были штаны, иначе осталась бы ты, голубушка, без ноги…

Кокон перестал биться и затих. В пылу битвы за Гиневру, мы совсем о нем забыли. Я подошла поближе.

— Там кто-то живой, он дышит.

— Подожди, Марина, — остановила меня Ипполита. — Прежде чем срезать с несчастного паутину, надо обернуть чем-нибудь руки. Не иначе паутина отравлена.

— И липкая к тому же, — прокряхтела Гиневра, стаскивая с себя шаровары.

— Дай их сюда, — решительно потребовала Далила и, обернув штанинами руки, подсекла мечом паутину.

Кокон свалился на землю. Из него послышалось слабое взвизгивание — видимо, тот, кто там находился, стукнулся и пребольно.

Ипполита осторожно разрезала плотную корку кокона, и внутри оказалось нечто мохнатое. Еще немного усилий, и на свет показалась симпатичная собачья морда. Пес был крупным, величиной со среднего теленка. Когда он встал на ноги, то энергично отряхнулся, и в разные стороны полетели ошметки слипшейся паутины.

Это оказался золотисто-коричневый спаниель с висящими вдоль морды ушами, придающими ему разочарованный вид. Кончики лап были скрыты светлой опушкой, а хвост закруглялся мохнатым бумерангом. Пес наклонил на один бок голову, будто внимательно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом кивнул, видимо удовлетворенный неслышным ответом, широко зевнул, показав розовый язык, и улегся на землю.

В принципе это был обыкновенный пес, если не считать его размеров. Он положил голову на вытянутые передние лапы и прикрыл глаза. А мы взялись за ужин.

Уже совсем стемнело, когда я разожгла костер с помощью спичек из рюкзака. Мои спутницы удивились, что мне удалось так быстро это сделать, но объяснять, что и как было не под силу.

В наших сумках было достаточно снеди, приготовленной слугами заботливого визиря. Мы достали лепешки, мясо и принялись за еду. Чего-то не хватало. Я залезла в сумку, и там действительно оказалось то, что я искала: в пластмассовой коробочке из-под киндер-сюрприза лежала соль. Посолив, я отломила хороший кусок мяса и подошла к собаке.

— Как тебя зовут, пес? — спросила я. — Шарик, Бобик? Не отвечаешь… Не можешь, бедняжка… Слушай, может ты — барышня и тебя следует называть Альмой или Шейлой? — животное недовольно фыркнуло, и я поняла, что он точно не Альма. — На, возьми кусочек. Видишь я его приготовила для тебя, посолила. Поешь.

Пес открыл глаза, поднял голову и осторожно взял у меня из рук мясо.

— Ну, вот и хорошо, — сказала я и погладила его по спине. Рука наткнулась на что-то твердое, наверное, позвоночник, но так как было темно, я не увидела, что это.

Первой охранять вызвалась Ипполита. Гиневра и Далила, покрутившись, заснули в ожидании своей очереди стоять на посту. А я отошла немного в сторону и расстелила скудное одеяло.

Спать на земле, имея под собой лишь тонкую подстилку, было жестко и неудобно. Я ворочалась, сухие иголки кололи сквозь одежду. Вдруг я почувствовала что-то мохнатое и мягкое, и заснула, прижавшись к теплому боку огромного пса.

Когда Далила подняла меня, уже начинало светать. Я достала зубную пасту и щетку и принялась чистить зубы. Когда я полоскала рот водой из фляжки, сзади раздался незнакомый голос с протяжными интонациями:

— Прекрасный способ избавиться от остатков сна.

Подскочив от изумления, я обернулась. Никого не было. Мои подруги спали, а пес меланхолично глядел на меня, приподняв голову.

— Шарик, кто это говорил сейчас, ты не знаешь?

— Знаю, — ответил он.

У меня подкосились ноги, я шлепнулась на землю и уставилась на говорящую собаку.

— И пожалуйста, не зови меня Шариком, — я впервые увидела, а не только услышала, как он говорит, — меня зовут Сенмурв.

— Как, ты умеешь разговаривать? — сказала я, придя в себя.

— Умею.

— А почему вчера ты не сказал ни слова? Ты же был в опасности!

— А вчера я не мог…

— Что не мог?

— Говорить, разумеется, — серьезно ответил мне Сенмурв, как будто это было в порядке вещей: говорящие псы величиной с теленка, и не просто говорящие, а еще и аргументирующие свои слова.

— Хорошо, — согласилась я с ним против своей воли, потому что еще не успела привыкнуть к виду дискутирующего спаниеля, — хорошо, тогда я задам вопрос по-другому: что послужило причиной тому, что ты заговорил?

— Судя по тому, что вчера произошли два события, изменившие мою жизнь спасение от паука и встреча с вами, мне трудно судить, что заставило меня изъясняться на твоем языке, — пес снова склонил голову набок, отчего одно его ухо повисло перпендикулярно земле, а другое осталось лежать на морде.

— А раньше ты мог говорить?

— Раньше меня об этом не просили.

— Слушай, Сенмурв, откуда ты взялся? — может, было слегка неэтично задавать такой вопрос, но я не могла удержаться от любопытства.