Город вечной ночи - [3]

– Изнасилование?

– Очевидных признаков пока не видно, но тут нужно дождаться отчета судмедэксперта, ты же знаешь, всякие там…

– Хорошо, – быстро сказал д’Агоста. – Какие-нибудь документы, бумаги?

– Ничего. Никаких документов, карманы пустые. Женщина белой расы, рост около пяти футов шести дюймов, трудно сказать точнее; возраст – лет двадцать с небольшим, тело подтянутое, в хорошей физической форме. Джинсы от «Дольче и Габбана». А эти безумные кроссовки на ней? Ты посмотри в Сети. От Лабутена. Почти тысяча баксов.

Д’Агоста присвистнул:

– Кроссовки за тысячу? Ни фига себе.

– Да уж. Богатая белая девочка. Безголовая. Ты ведь понимаешь, что это означает, лейтенант?

Д’Агоста кивнул. Медиа могли появиться в любую минуту – и вот пожалуйста, они уже тут как тут, словно он вызвал их колдовством: автобус «Фокс-5», за ним еще один, потом такси, и не с кем-нибудь, а со старым добрым Брайсом Гарриманом, репортером из «Пост», который вышел из машины, словно сам мистер Пулитцер.

– О господи…

Д’Агоста зашептал в рацию, вызывая представителя по связям с общественностью, но оказалось, что Чанг уже там, на полицейских баррикадах, толкает свои обычные гладкие речи.

Карузо проигнорировал звучавший все громче хор за баррикадами:

– Мы работаем над идентификацией личности, просматриваем базы данных по пропавшим, проверяем отпечатки, все на полную катушку.

– Сомневаюсь, что вы найдете ее в базе.

– С такими девицами никогда заранее не знаешь: кокаин, метамфетамины. Она вполне может оказаться элитной проституткой – все возможно.

Д’Агоста снова кивнул. Его недовольство начало испаряться. Дело обещало быть громким. Это имело свои плюсы и минусы, но д’Агоста никогда не уклонялся от трудностей, и он нутром чувствовал, что дело будет выигрышным. Если что-то столь ужасное можно назвать выигрышным делом. Обезглавливание означает, что преступник – больной извращенец, поймать его не составит труда. А если жертва – дочь какого-то богатого семейства, это означает приоритет в лабораторных исследованиях, что позволит д’Агосте обходить все те дермовенькие дела, которые стоят в очереди в лабораторию криминалистики нью-йоркской полиции.

Члены команды по сбору улик, все одетые как хирурги, продолжали работу, присаживались там и сям, поднимались и шаркали по полу, словно крупные обезьяны, перебирали листья один за другим, осматривали бетонный пол гаража, изучали дверную ручку и окна, снимали отпечатки с битого стекла на полу – все как полагается. Выглядели они хорошо, а Карузо был лучшим из них. Они тоже чувствовали, что дело будет шумное. После недавних скандалов с лабораторией они проявляли повышенное внимание. А двух пареньков, нашедших тело, допросили прямо на месте, прежде чем отпустить к родителям. В этом деле не должно быть никаких недоработок.

– Не сбавляй обороты, – сказал д’Агоста, похлопав Карузо по плечу, и отошел в сторону.

Холод проникал под одежду, и д’Агоста решил прогуляться быстрым шагом вокруг сеточного забора, окружающего двор, чтобы убедиться, что они не пропустили ни одного возможного места проникновения. Когда он вышел из освещенной зоны, света все еще хватало, чтобы видеть, но он все равно включил фонарик и пошел, прощупывая лучом пространство справа и слева. Он обогнул здание в задней части двора, прошел мимо кучки пикапов и увидел сидящую на корточках фигуру с внутренней стороны ограждения – с внутренней. Это был не коп и не кто-то другой из его команды; человек был облачен в необыкновенно пухлую куртку с чересчур большим для его головы капюшоном, который выпирал как горизонтальная часть дымохода.

– Эй, вы! – Д’Агоста поспешил к фигуре, положив одну руку на рукоять пистолета, а другой рукой направляя луч фонарика. – Это полиция! Встаньте, держа руки на виду!

Человек встал с поднятыми руками и повернулся к лейтенанту. Лицо его было полностью скрыто в тени отороченного мехом капюшона, так что д’Агоста видел только сверкающие глаза.

Испуганный, он вытащил пистолет:

– Какого черта вы здесь делаете? Вы что, не видели полицейской ленты? Назовитесь!

– Дорогой Винсент, вы можете убрать свой пистолет.

Д’Агоста сразу узнал голос. Он опустил пистолет и спрятал его в кобуру.

– Господи, Пендергаст, что вы здесь делаете? Вы ведь знаете, что обязаны предъявлять удостоверение, прежде чем начинать что-то вынюхивать.

– Если уж я должен быть здесь, то зачем отказываться от театрального появления? И как же мне повезло, что на меня наткнулись именно вы.

– Да, верно, вы везунчик. Я мог бы засадить пробку в вашу задницу.

– Как это было бы ужасно: пробка в заднице. Вы продолжаете меня удивлять своими сочными выражениями.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом д’Агоста стащил перчатку и протянул руку. Пендергаст стянул свою собственную черную кожаную перчатку, и они обменялись крепким рукопожатием, Рука Пендергаста была холодна, как мрамор, но он все же откинул капюшон и открыл свое бледное лицо, светлые волосы, зачесанные назад, и серебристые глаза, неестественно яркие в сумеречном свете.

– Вы сказали, что должны быть здесь? – уточнил д’Агоста. – Вы на задании?

– Да, за мои грехи. Боюсь, что мое положение в Бюро в настоящий момент сильно пошатнулось. Как вы любите говорить, я по уши в дерьме.