Город святых и безумцев - [36]
Повсюду укоренялись свежие идеи. Обновленный китобойный флот сосредоточил свои усилия на гигантском пресноводном кальмаре — с немалым успехом. Аквелий превратил пресноводного кальмара не только в продукт национальной промышленности, но и в элемент национальной самобытности, введя Праздник Пресноводного Кальмара, остававшийся мирным событием на протяжении всего правления Мэнзикертов[61]. Старые акведуки починили, и в долине за пределами Амбры выросло обширное поселение, создав отдельный город ремесленников. Каждый день строился новый дом, нарекалась новая улица, и ко времени Аквелия в Амбре насчитывалось 30 тысяч постоянных жителей: приблизительно 13 тысяч мужчин и 17 тысяч женщин и детей[62].
И все же, когда Аквелий вступает в шестой год своего правления, что-то ужасно меняется к худшему, и хотя никто не знает, в чем источник зла, некоторые, возможно, хотя бы что-то подозревают. Во-первых, серошапки зловеще проникли в коллективное сознание города: родители стали рассказывать перед сном детям сказки про старых обитателей Цинсория: что серошапки выползут однажды из-под земли, которую будут копать бледными руками и ногами, залезут в открытое окно и схватят тебя, если не заснешь сейчас же.
Или всеми вместо слова «серошапки» теперь используется выражение «грибожители», без сомнения, получившее распространение потому, что, как это ни тревожно, единственным провалом гражданского правительства и частных граждан была война против микофитов, заполонивших многие районы Амбры. Россыпи тусклых и ярких грибов, весело подернутых зеленым и красным, или строгих в бурой и красной кожуре вырастали так густо, как сама трава. Жалобы множатся, потому что некоторые разновидности грибков выделяют глянцевитый яд, который, соприкасаясь с кожей на ногах, коленях, руках и локтях, причиняет жертве нестерпимую боль, причем она на неделю покрывается неровными пурпурными пятнами. Еще больше пугает, что посреди некоторых улиц, взламывая мостовую, начинают вырастать грибы нового вида — с ножкой толщиной в обхват дуба[63]. Срубать эти подернутые голубым «белые киты» (как окрестил их один досужий остряк) вызывали пожарных или сотрудников отдела гражданского страхования, что надолго останавливало движение и приводило к потере человекочасов. Еще эти грибы так сильно воняли тухлыми яйцами, что приходилось эвакуировать целые кварталы, иногда на несколько дней.
Разумеется, в те последние годы перед Безмолвием число пораженных районов выросло, будто микофиты образовали обширный, не обладающий разумом авангард… но чего? По меньшей мере один видный горожанин, изобретатель Стивен Бацилла[64] (прапрапрадед влиятельного статистика Горта), как будто знал, чего именно, и разглядел потенциальную угрозу. Как он изложил это Совету Внутренних Дел, органу, созданному для решения проблем городской безопасности:
Нас должен беспокоить сам факт того, что мы не способны остановить их быстрое размножение, что от любой отравы они лишь благоденствуют. Ибо это указывает на наличие иной, превосходящей нас силы, постановившей, что эти грибки должны и будут жить. Многие из здесь присутствующих не раз наблюдали, как некоторые микофиты, выкопанные и сложенные кучами в местах, назначенных для сожжения, таинственным образом находят себе дорогу на прежнее место. И это должно подстегнуть нас к действию… И наконец, нет необходимости напоминать вам, если, конечно, кое-кто из нас не страдает забывчивостью, что цвет у таких грибов пурпурный. Всего несколько лет назад во всем городе не было ни одного пурпурного гриба. Почему-то этот факт представляется мне более зловещим, нежели все остальное…
К несчастью, Совет отмахнулся от его предостережений, как основанных на бабушкиных сказках, и в приказном порядке запретил Бацилле говорить о «грибах, микофитах, лишайниках, мхах и родственных им растениях, дабы не вызвать случайную и ненужную панику среди населения»[65]. В конце концов это ведь Совет Внутренних Дел отвечает за безопасность в городе.
Но была ли у Бациллы причина для тревоги? Возможно, была. Согласно докладам полиции, за три года до Безмолвия в городе имело место семьдесят шесть необъясненных и нераскрытых взлома, против всего лишь тридцати в предыдущем. За два года это число выросло до девяносто девяти, а в год перед Безмолвием — до ста пятидесяти. Бесспорно, часть этих ночных проникновений в дома можно объяснить большим числом нахлынувших в Амбру и неассимилировавшихся искателей приключений, и нет сомнения, неспособность властей проявить должную озабоченность означает, что они пришли к сходному выводу. Однако в поразительном числе подобных случаев жертвы утверждают, что если они кого-то и видели, то вторгшийся был невысоким, обычно скрытым тенями и почти всегда носящим широкополую серую шляпу. Зачастую эти загадочные взломщики исчезали, прихватив с собой столовые приборы, украшения и съестное
