Город солнца - [42]

Художника, вероятно, воодушевил Силвер-Спринг, — сказала миссис Пибоди. — На будущей неделе мы поедем туда из пансионата «Батлер армс» и совершим путешествие в джунгли по реке. В Силвер-Спринге есть еще аквариум и ферма, где разводят змей. Вы в первый раз во Флориде?

— В первый и последний, — ответила миссис Томпсон.

Почки были ужасающе невкусны, почки не сочетались с желе и кофе с молоком.

— Извините, — произнесла Пибоди, — мне надо на минутку выйти.

На улице она почувствовала себя лучше. Томпсон сидел на своем обычном месте в баре Палмера, он спросил:

— Пибоди, хочешь кружку пива?

— Не сейчас, — ответила она. — Я пришла предупредить… У вас — визитерша-женщина. Она ищет вас и как раз сидит сейчас там, в кафе «Сад».

— Что за женщина? Какая еще женщина?

— Ваша собственная жена! — воскликнула, вытаращив глаза, Пибоди. — Она отыскала вас!

Одним-единственным движением соскользнул Томпсон со стула в баре… Однако, сделав шаг к двери в порыве бегства, снова вернулся. Он явно и откровенно перепугался.

— Будьте добры принести нам по стакану чего-нибудь крепкого, — попросила Пибоди.

Томпсон выпил свой стакан одним глотком, потом молча постоял, плотно сдвинув густые брови… Сейчас больше, чем когда-либо, он был похож на сердитую и напуганную обезьяну.

Пибоди, положив свою руку на руку Томпсона, слегка пожала ее в знак симпатии и поспешила обратно в «Сад».

Томпсон не вернулся в «Батлер армс». Позднее мисс Фрей позвонила в бар Палмера, но Томпсон давным-давно ушел оттуда. Тельма Томпсон стояла возле телефона и, глядя обвиняюще поверх очков, говорила:

— И чем же вы тогда занимаетесь? Вы что, не можете позвонить в другой кабак?!

— Это не я заставила его исчезнуть, — сердито отвечала Фрей. — И если есть необходимость куда-то звонить, то только в больницы.

— Несчастный случай?.. — разразилась миссис Томпсон. — Но почему?! Он прекрасно существовал целых восемнадцать лет… восемнадцать лет ждала я этого дня, и вот в ту самую минуту, когда я являюсь, он исчезает. Он не мог уйти и где-то умереть, прежде чем я не поговорю с ним, он не мог сделать это намеренно!

— А он знал об этом? — спросила миссис Рубинстайн, окинув чрезвычайно долгим взглядом Пибоди.

— Нет, каким же образом? — задала встречный вопрос Пибоди. — Ну не ужасно ли это!

Она слушала, как Фрей звонила в одну больницу за другой, но в конце концов ушла в свою комнату и легла на кровать, закрывшись с головой одеялом.

Совесть рисовала Пибоди длинную трагическую серию картин, какие могли случиться… возможно, он выпил слишком много пива и сломал себе шею, возможно, он бежал на первом попавшемся автобусе и бродил теперь по округе, в чужих безлюдных местах, без денег, далеко-далеко от всякой человеческой помощи… да — он ведь мог еще прыгнуть в море!

Она ведь не предупредила его насколько возможно щадяще, ей следовало бы вспомнить, что всегда лучше предоставлять возможность принимать решения другим и нельзя давать волю сочувствию. Пибоди вновь опростоволосилась, и не было никого на свете, кто мог бы разумно поговорить с ней.

Около пяти Фрей позвонила в полицию.

* * *

Между тем мистер Томпсон спал под густым кустом в городском парке. Куст напомнил ему заросли, где он часто прятался от мамы и ее сестры. Земля была теплой и сухой. Иногда он ненадолго просыпался и засыпал снова, долгие годы он не спал так хорошо!

Поздно вечером Томпсон вылез из-под куста, было тяжело подняться на ноги и почти невозможно снова выпрямить спину. Осторожно, с трудом преодолевая крохотные расстояния, заковылял он обратно в пансионат. Все огни были погашены.

Не торопясь, он открыл ящички своего бюро, потом чемодан и вытащил бумаги, удостоверявшие, заверявшие, подтверждавшие одно или другое и юридически, и статистически, и профессионально, и церковно, и вообще социально — все документы, включавшие Александра Томпсона в общество, где он обитает.

Он положил бумаги в открытый камин вестибюля.

Безопасности ради сидя на полу в темном помещении, он разодрал целую кучу женских газет и обрывки их скомкал, а потом поджег.

Томпсон не ведал, что очаг был просто декорацией без дымохода, а на самом деле — точной копией открытых английских каминов, которыми столь восхищались родители мисс Рутермер-Беркли. Вестибюль и лестничная клетка тотчас наполнились дымом.

Томпсон открыл дверь веранды, но дым клубящейся стеной продолжал подниматься по лестнице. Казалось, будто вся греховная жизнь Томпсона взывала к небу в дыму и духоте.

— Линда! — заорал Томпсон. Он забарабанил в ее дверь и заревел: — Линда! Я снова что-то натворил!

Линда и Джо выскочили в вестибюль, голые, озаренные красными отсветами огня.

— Тут нет никакой вьюшки! — объяснял Томпсон. — Я этого не знал! Я не знал, что никакой вьюшки нет!

Из глаз его потекли слезы, и он закашлялся.

— Это всего-навсего бумаги, — успокаивал его Джо. — Они быстро сгорят.

— Что он говорит, что говорит? — то и дело переспрашивал Линду Томпсон.

— Огонь скоро погаснет, все будет хорошо! Милый Джо, иди и ложись в постель, они могут испугаться, увидев тебя без одежды. Я проветрю дом наверху!

Линда накинула на себя платье, закрыв им голову, и поспешила вверх по лестнице. Коридор был полон едкого дыма. Открыв на бегу дверь угловой комнаты, она тихонько крикнула: