Город Одной Лошади - [5]
И не слишком-то помогали вопли и рыдания Андромахи, несколько часов назад потерявшей мужа. Гектору это не понравилось бы, хотя странным образом греет сердце, когда жена так убивается о муже. Но Гектор понимал, что женский вой выводит солдат из равновесия.
Вроде меня. И сказать, что я просто выведен из равновесия, значит оценить мое состояние примерно на одну десятую.
Понимать, что мы потеряли большинство наших лучших генералов и, страшнее всего, Гектора. Понимать, что нет ничего особенного в том, что я царский сын, когда почти все другие — точно такие же. Думать все время о своей семье. Думать о помешавшейся Кассандре. Думать о том, какая гнилая эта война.
Когда взошло солнце, мы увидели, что именно они приготовили на берегу прошедшей ночью.
Мы с Лео просто не хотели верить, что после десяти лет войны они просто убрались прочь. Но ведь Ахиллес был их главным бойцом, так же как Гектор был нашим. Когда погибли оба этих парня, они, наверное, решили, что настало время паковаться.
Я перегнулся через стену и в свете раннего утра увидел громадную темную фигуру, стоявшую возле главных городских ворот. Больше, чем сами ворота.
«Что это, черт побери?»
«Коро, корабли уходят!» — закричал Леокритус. Как и я, в утреннем свете он был начеку. Он показывал на море, где кораблей было, как ос на куске джема.
«Нет, Лео, что это такое?» — снова спросил я, хватая его руками за голову и поворачивая, чтобы он посмотрел вниз и вправо.
На Лошадь.
«Зевс Громовержец!» — выдохнул он.
Солдаты-дозорные с других стен кричали вниз народу: «Они уходят! Греки уходят!»
Люди выбегали, посмотреть, что происходит. Распахивались двери, люди свисали с верхних окон, указывая на корабли, теперь уже на горизонте.
Праздник! Я обнял Лео, он обнял меня; мы подпрыгивали от радости, делая непристойные жесты в сторону кораблей трусливых греков, уплывающих на юг. Я никогда еще не слышал в Трое такого шума. Женщины размахивали шарфами, выносили наружу крошечных детей, сидящих у них на бедрах, били в кастрюли. Мужчины колотили по чему ни попадя, выкрикивая всякое о недостатках солдат Агамемнона и о силе и храбрости воинов-троянцев. И все это так рано утром, еще даже до того, как вынесли вино.
Все куда-то возбужденно карабкались, натыкаясь друг на друга в густой толпе, собравшейся в нашем конце города. Уже разлетелся слух о гигантской лошади у ворот.
Я все еще стоял на стене, разглядывая ее.
Высотой около четырех ростов человека и столько же в длину, сделанная, наверное, из вяза, с большим коробчатым животом и прямой шеей, торчащей под углом, с настороженными острыми глазами. Вырезанные из дерева глаза выглядели дикими и вытаращенными, словно в битве. И это жертвоприношение в честь мира?
Я слышал голоса, вопрошающие, должны ли мы открыть ворота или нет. Пара солдат подняла глаза на нас, стоящих на стене:
— Что делать?
— Не знаю, — крикнул я в ответ. — Позовите жреца. Или кого-то из царской семьи.
Через несколько минут появился великий царь Приам, хрупкий, крошечный человечек в ниспадающих одеждах из тончайшего белого льна, вместе с рысящим позади Энеем. Они открыли ворота, выбрались наружу, и толпа окружила лошадь.
Я с верхотуры увидел клинообразную, суматошно несущуюся толпу встревоженных и напуганных людей, бегущих с верхнего города. На острие клина мчался массивный жрец Посейдона, почти нагой, словно только что выбрался прямо из постели, он размахивал толстыми ручищами и ревел басовитым рыком: «Что случилось?» Наученные, наверное, годами практики, его наполовину взрослые сыновья ныряли и вились вокруг громадных летающих локтей, два любопытных ребенка, желающих знать, отчего весь этот переполох.
— Кто тут говорит о прощальном подарке? — ревел Лаокоон. — Это хитрость!
Он повернулся и позаимствовал здоровенную дубину у одного из своей банды поклоняющихся воде придурков. Могуче замахнувшись (я даже удивился, почему он никогда не появлялся на поле битвы?), он шарахнул дубиной по боку лошади.
Дерево откликнулось низким, стонущим звуком, словно струна из конского волоса. Жутковато.
— Это хитрость! — повторил Лаокоон.
— Э-э, остынь, Лаокоон! — прокричал кто-то. — Пойди-ка, окуни свою голову в море!
Все дико захохотали.
Царь Приам поднял руки, запястья как веточки, лицо печальное, но в нем присутствовала царская магия. Все стихли.
— Давайте изучим вопрос, — просвистел он старческим голосом.
Потом я увидел Кассандру, подходящую к толпе Лаокоона.
— Не трогайте лошадь! Избавьтесь от нее! — пронзительно закричала Кассандра. — Она разрушит город!
Но когда Эней засмеялся, все присоединились к нему.
— Это всего лишь куча досок, Касси!
Несколько человек принялись лупить по лошади, заставляя ее гудеть, как большой барабан.
Лаокоон воздел руки, требуя тишины. Мне послышалось, что Лаокоон сказал: «Восплачете еще, слепые идиоты, в ней прячутся греческие матросы!» — но толпа продолжала сильно шуметь.
Прилепившиеся к нему сыновья выглядывали из-за спины отца широко раскрытыми глазами. Голос Лаокоона загудел.
— Как вы можете доверять грекам? — вопрошал жрец Посейдона, глядя на Энея и стараясь не смотреть на царя Приама.
В этом рассказе с иронией и теплотой исследуется тезис о том, что подчас наибольшее значение имеют самые что ни на есть мелочи, - и когда это действительно так, их значение трудно переоценить.
В новой антологии собраны тридцать пять классических и современных историй о вампирах, принадлежащих перу таких известных авторов, как Клайв Баркер, Роберт Блох, Нил Гейман, Тацит Ли, Ким Ньюмен, Кристофер Фаулер, Брайан Ламли и других.Загадочные, жестокие, аристократичные, сексуальные, бесстрастные, как сама смерть, и способные па самую жгучую страсть, – вампиры уже не первое столетие остаются притягательной и модной темой мировой литературы и кинематографа.Исторгнутые извечной тьмой или порожденные человеческими суевериями; исчадия зла или жертвы рокового недуга; звероподобные кровопийцы или утонченные ценители алого вина жизни – вампиры обязательно завладеют если не вашей кровью, то неотступным вниманием.
Рассказ «Гадкие цыплята» признан Американской ассоциацией писателей-фантастов лучшим рассказом 1980 года, а в 1981 году он получил высшую премию американской фантастики — «Небьюла». Его автор Ховард Уолдроп — из нового поколения американских фантастов. Родился он в 1946 году в Хьюстоне, учился в Арлингтонском колледже (Техас), в Техасском университете. Работал линотипистом, агентом по рекламе. На литературном счету X. Уолдропа — два романа и множество рассказов, но «Гадкие цыплята» считаются пока лучшим творением автора.
Большой Совет планеты Артума обсуждает вопрос об экспедиции на Землю. С одной стороны, на ней имеются явные признаки цивилизации, а с другой — по таким признакам нельзя судить о степени развития общества. Чтобы установить истину, на Землю решили послать двух разведчиков-детективов.
С батискафом случилась авария, и он упал на дно океана. Внутри аппарата находится один человек — Володя Уральцев. У него есть всё: электричество, пища, воздух — нет только связи. И в ожидании спасения он боится одного: что сойдет с ума раньше, чем его найдут спасатели.
На неисследованной планете происходит контакт разведчики с Земли с разумными обитателями планеты, чья концепция жизни является совершенно отличной от земной.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.
«Каббала» и дешифрование Библии с помощью последовательности букв и цифр. Дешифровка книги книг позволит прочесть прошлое и будущее // Зеркало недели (Киев), 1996, 26 января-2 февраля (№4) – с.
Азами называют измерительные приборы, анализаторы запахов. Они довольно точны и применяются в запахолокации. Ученые решили усовершенствовать эти приборы, чтобы они регистрировали любые колебания молекул и различали ультразапахи. Как этого достичь? Ведь у любого прибора есть предел сложности, и азы подошли к нему вплотную.