Город на воде, хлебе и облаках - [6]
Так вот, вызывающий маклер (назвать его «реб» у меня язык не поворачивается, ибо какой уважающий себя реб станет скрывать свой пенис от еврейских женщин и обнажать его в Варшаве или Вюрцбурге, не говоря уж о Санкт-Петербурге, для непотребных девок в метафорическом смысле этого слова, а в прямом – очень даже и очень, потому что что эти непотребные девки в метафорическом смысле этого слова, а в прямом – очень даже и очень понимают в мужской красоте) вошел в синагогу и сказал:
– Господа, Осел под окнами моего дома орет как охрипший Фаринелли, мешая спать. И не только. Два дня назад он своим криком сорвал тайную сделку по поставке вооружения пятого поколения Франции, в результате чего французы проиграли битву при Ватерлоо. Ну, сослались на насморк Наполеона, но этому мало кто поверил. А вчера он орал так, что не позволил мне дать ссуду Басанио, из-за чего в пиесе английского актера Шекспира «Венецианский купец» все пошло не так и мне пришлось носить имя Гутен вместо данного мне при рождении имени Шейлок. А незадолго до первой звезды накануне Шаббата Осел заорал так, что звезда от испуга вздрогнула, выкатилась на одну квинтиллионную часть миллисекунды позднее, и теперь (тут бывший Шейлок, а ныне маклер Гутен бен Морген зачем-то взглянул на часы, об истории которых я расскажу позднее) через почти 326 лет, а точнее – полторы-две тысячи лет назад, а если уж быть точным до конца, понятия не имею, наступит последний день Помпеи. Вот…
И Гутен бен Морген устало сел на скамью, обмахиваясь красным в белый горошек платочком.
– И чего вы от нас хотите, Гутен Моргенович? – вежливо спросил реб Шмуэль.
– Я хочу, чтобы вы что-то придумали, чтобы убрать осла с площади Обрезания. Ибо в Европе наступит финансовый кризис, рухнет вся мировая драматургия, а в Гражданской войне в России победят белые. Вот к чему может привести крик Осла на площади Обрезания в Городе.
– Не так быстро, Гутен Моргенович, не так быстро. Мы сейчас как раз размышляем, можно ли в Шаббат думать, как побрить Шломо Грамотного.
– А зачем брить Шломо Грамотного? – не понял Гутен Моргенович.
– А вы считаете, что на площади Обрезания должен торчать молодой небритый еврей, как будто в Городе не хватает молодых небритых арабов из арабского квартала?
– Нет, я так не считаю, – ответил Гутен Моргенович, потому что именно так он и не считал.
– Так вот, если вас, конечно, не затруднит, – язвительно спросил реб Гурвиц, – как нам решить вопрос о бритье Шломо Грамотного как о первом этапе ненасильственного изъятия Осла с площади Обрезания, не выяснив соответствия мыслительного этапа этого процесса Закону, касающегося Шаббата?.. – И реб Гурвиц многозначительно замолчал. Евреям, как, впрочем, и другим нациям, в области образования свойственно многозначительно молчать. Хотя говорят они тоже достаточно многозначительно, но значимости в их говорении намного меньше, чем в молчании.
И тут маклера Гутен Моргеновича пробил сарказм. Он саркастически окинул евреев саркастическим взглядом с переливающимся через края сарказмом (по-моему, эта фраза мне удалась как наиболее точно передающая суть взгляда Гутен Моргеновича) и спросил:
– А скажите мне, пожалуйста, я никого не хочу обидеть: никому из сидящих в этой синагоге идиотов не приходило в голову пригласить кого-нибудь из гоев?
– Зачем?!?! – хором спросили не успевшие обидеться идиоты. (Хотя лично я мало встречал среди наших такое количество идиотов в одной синагоге.)
– А затем, идиоты, – уже не извиняясь, с удовольствием выплюнул последнее слово бывший Шейлок, – чтобы во время Шаббата он подумал за вас и решил вопрос о бритье Шломо Грамотного, освободив вас от этого непосильного труда.
И все вздохнули.
И образовалась пауза, чтобы рассказать об истории часов маклера Гутен Моргеновича де Сааведры.
История часов Гутен Моргеновича
А началась эта история, господа мои, разлюбезнейшие мои читатели, с того момента, когда Христофор Колумб вытер со лба, закаленного всеми морскими ветрами, пот и сказал фразу, которую не сыскать ни в одном аннале истории, если бы кто-нибудь соизволил покопаться в нем. Не запечатлена в рукописях мореплавателей, которые по тем временам не сильно умели грамоте. Так, карты кое-как читали, а вот написать что-либо путное самостоятельно не могли. Потому что на фиг им это было нужно, если вот тут под рукой сидит сведущий в письменном изложении своих и чужих мыслей маран, так, чтобы их, кроме него, мог понять еще кто-нибудь по имени Гутен Морген Изабель Франсиско Кастелан де Сааведра.
И произошло это утирание пота в 1504 году по Рождеству Христову, или, как втихаря считал Гутен Моргенович, в 5202 году от Сотворения мира, и это, на наш взгляд, цифра более точная, ибо в годе Рождества Христова путались даже апостолы, а с днем
Сотворения мира все проще. Вот 5202 года назад мира еще не было, а через, можно сказать, глазом моргнуть – и вот он, мир. Во всей своей красе.
И Адам и Ева голенькие, чего и вам желаю, коль на то будет ваше искреннее хотение. Вот и Гутен Моргенович де Сааведра считал так же, как и мы с вами. Поэтому, когда чувак на мачте заорал по-испански «Земля!», то Гутен Моргенович в задумчивости записал в судовом журнале слово, услышанное от другого мальца, делившего с Гутен Моргеновичем свободное время, не будем в целях конфиденции обнародовать имя этого мальца, которое по эмоциональной до боли в суставах, мышцах и чреслах насыщенности напоминало крик матроса. И открытая земля была записана как «Джамаааайка, Джамааааайка». Позднейшие исследователи, несколько понедоумевали, зачем называть остров два раза одним и тем же словом, которое к тому же без музыкального сопровождения слушать совершенно невозможно, и сократили его до приемлемого слова «Ямайка». Которая позже прославилась ямайским ромом, дредами и воплем «Раста Джа», переводить которое я не считаю для себя возможным, потому что на мой еврейский слух он звучит ничуть не лучше, чем «Аллах акбар» хором, сопровождаемый маханиями саблей. Ну, и потому что перевод его мне абсолютно неизвестен. И, открыв Ямайку, Колумб, нажравшийся Америкой под завязку шляпы, вернулся в Испанию, которая за время его отсутствия успела завоевать Неаполь и Сицилию с Сардинией. И на Ямайку положила с прибором. И Колумб, которого кинули с башлями за Ямайку, вынужден был отпустить верного своего марана Гутен Моргеновича де Сааведру на вольные хлеба, которых на те времена в Европе было не чтобы уж очень как. К тому же в Испании намечалась Реконкиста, и евреям, хоть и маранам, светиться там было уже ни к чему. Я понимаю, что в глазах нееврейского мира (а он есть!) светиться евреям, после того что они натворили (на вопрос «А что они натворили?» обычно следовал разящий, как клинок Д’Артаньяна, ответ «Ну как же!»), вообще не след. Мол, пусть себе сидят тихо, ну а когда надо, то тут уж ничего не поделаешь.
Гномы все маленькие, но есть среди них самый-самый маленький. Его зовут Вася. И этот маленький Вася оказался непобедимым богатырем, с которым даже огромный Волк не мог справиться. А почему? Читайте и узнаете! Художники: Татьяна Андреевна Морковкина, Ю. Кладиенко.
В книгу «„Самый маленький гном“ и другие сказки» вошли самые известные сказки писателя-сказочника Михаила Фёдоровича Липскерова: «Как Волк телёночку мамой был», «Самый маленький гном», «Живая игрушка», «Уважаемый Леший». Поступки героев сказок очень похожи на поступки людей: храбрые – трусливые, добрые – злые, любопытные и равнодушные, смешные и грустные. Художники книги – художники мультипликационного кино Ирина Кострина, Леонид Каюков.Для дошкольного возраста.
В книге собраны популярные сказки-мультфильмы для детей и взрослых известного писателя и сценариста М. Ф. Липскерова.
Необычайно сложный в своей простоте главный герой отправляется в сентиментальное странствие по новой старой Москве, к местам своей юности. Но каждый шаг дается ему с трудом, и не потому, что стар и ноги болят, а потому, что вокруг – этот безумный, безумный, безумный мир... И чем ближе цель, тем она кажется недостижимее, и выхода нет, и путешествие становится бесконечным, и это... конец?..
Где-то на бескрайних просторах Руси затерялось небольшое селеньице с обычным русским названием Вудсток. И стоит там часовенка благоверного князя Гвидона. А внутри часовенки памятник древнерусского язычества – камень Алатырь, исполняющий желания. Ибо на кого еще надеяться русскому человеку? И повадились к этому камню шастать самые неожиданные люди самой неожиданной нравственности с самыми неожиданными желаниями. А у камня Алатырь сердце – не камень. От постоянного непотребного шакальства стал он грустить, плакать каменной слезой и истончаться.
«Черный квадрат» – роман необычный, динамичный, хаотичный, эксцентричный... В нем нет сюжета как такового, зато в избытке хватает неуемной фантазии автора, колоритных персонажей и реально-нереальных событий, а также тонкой иронии, черного и просто юмора, а еще какого-то там гротеска и прочей всякой всячины.Главный герой Михаил Липскеров (не автор) – он же Михайло Липскеровский, он же Мигель Липскеровес, он же Моше – не молод не стар, не богат не беден, не добр не вреден, в общем, клевый чувак, – блуждает по лабиринтам времени, по Волнам памяти в поисках своей любви – Лолиты, она же..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.