По мере того, как длился рассказ, Джебор становился все мрачнее. И когда услышал о Конане? вскочил с искаженным от гнева лицом и бросил кубком в рабыню.
Она не шелохнулась.
– Да как она могла! – Джебор схватился за голову. – Как она могла! Не понимаю! Разве позволял себе хоть словом обидеть ее? Разве мы не были близки с детства? Цецилия, а где был этот варвар, отродье свиньи, когда ты покинул мою возлюбленную, спеша ко мне?
– Он был… – страшась гнева господина, мед ленно сказала Цецилия, – в ее покоях.
– О, Хор, крылатое солнце, она разорвала мое сердце! – закричал Джебор и воздел руки солнцу, взывая к его милостям. – Она убила меня! Она предала нашу любовь!
– Когда же я увижу своего сына, господин? – не выдержала Цецилия.
Джебор мрачно усмехнулся. И сердце Цецилии сжалось от страха, почувствовав неладное.
– Отдайте ей, нам он больше не нужен, – сказал Джебор.
Черный раб удалился за шатер, и вскоре вернулся, держа в руках что-то завернутое в ветхие, серые от пыли тряпки. Очень легкое.
В глазах у Цецилии потемнело. Она вдруг поняла, что это. Она попыталась шагнуть навстречу рабу, но ноги не удержали ее. Она упала на колени и в мольбе протянула вперед руки.
– Титус, сыночек, иди к маме, – сказала она. – Мама хочет обнять тебя.
Черный раб остановился перед Цецилией, и тоже опустился на колени, передав ей то, что было завернуто в тряпки.
– Тарантул, два месяца назад, – скупо объяснил он и поднялся.
Цецилия бережно прижала сверток к груди. Он действительно мало весил. Столько, сколько весят сухие кости и кожа пятилетнего мальчика.
– Титус, Титус, – бормотала раскачивающаяся Цецилия. – Ты больше не будешь рабом, потому что твоя мама стала вольной женщиной. И мы отправимся с тобой, куда захотим. Мы больше не будем никого спрашивать, куда нам идти, где нам остановиться, что нам делать. Мы вернемся туда, где жили мои предки. Мы дойдем с тобой до Рабирийских гор – и у нас будет свой сад, в котором я сделаю тебе качели…
Продолжая бормотать, Цецилия неожиданно быстро поднялась и направилась по песку прочь, в направлении западного моря.
Черный раб собрался было остановить ее.
– Пусть идет, она свободна, – сказал Джебор. И Цецилия скрылась за барханом.
– Не надо было так, – упрекнул Ханфий.
– Не мы виноваты в том, что мальчишку убила пустыня, и не она виновата в том, что случилось, но она принесла дурные вести, и мы всего лишь отплатили ей тем же, – возразил Джебор.
Сверху замок защитницы Хатора представляет собой неравносторонний треугольник, обращенный острием на восток, в основании которого имеется полукруглая ниша, а перед нишей тоже полукруглая, но в десять раз больше, площадь. В нише стоит идол, облаченный в доспехи. Это идол боевого воплощения богини Бает. Мышцы его рельефны и броня повторяет их очертания. Больше всего он напоминает гигантского тигра, вставшего на дыбы, только у обычного тигра гораздо меньше клыки и когти. У этого же клыки словно сабли, а когти будто изогнутые кинжалы. Грудь его огромна, а хвост толст и короток.
Идол стоит на полом металлическом кубе с двумя круглыми входами. Среди кошек города заведен обычай приходить сюда, когда они испытывают муки любви. И из пустотелого постамента каждую ночь раздаются тягучие кошачьи вопли, которые способствуют повышению рождаемости не только у кошек, но и у людей. Ибо жители Хатора преклоняются перед кошками и испытывают благоговение перед всеми проявлениями их таинственной жизни.
Люди тоже приходят на площадь, когда погружаются в счастливое безумие страсти. Они встают перед идолом на колени и молчаливо приносят ему свои молитвы. Богиня выглядит свирепо, но добра к горожанам, ибо призвана защищать их от всякой напасти.
Три башни разной высоты окружают уютный внутренний двор, скрытые покои защитницы. Сюда не выходит ни одного окна, а стены увиты плющом, чтобы не раздражать глаза плебейскими кирпичами. В середине двора устроен бассейн.
После встречи с варваром, хоть и таким прекрасным и сильным, Лилува испытывала огромное желание погрузиться в благоуханную воду. Хотелось расслабиться и вдыхать привычные ароматы.
Три немые служанки с огромными опахалами из павлиньих перьев создавали прохладу и тень. Вода для бассейна была привезена из мертвого озера, в котором, говорят, даже камни не тонут. Это было преувеличением, камни тонули, но человеческое тело вода была способна удержать. Лилува лежала на спине, глядя сквозь прорехи в перьях на злое горячее небо, добиравшееся до ее лица даже через все преграды.
Она думала о человеке, пришедшем с далекого севера, человеке с гривой черных волос, сапфировыми глазами и статью леопарда. Думала лениво, расслабленно, не доводя ни единой мысли до конца. Ничего конкретного, ничего, что можно было бы выразить словами. И поэтому звук медных труб, возвещавший о прибытии каравана, был вдвойне неожиданен.
– Кого это к нам принесло? – спросила Лилува, принимая в воде вертикальное положение. Но служанки не смогли бы ответить, даже если бы у них были языки.
Лилува оделась в кхитайские одежды – желтое платье с широкими рукавами и лентами трех цветов, жакет с золотым шитьем, изображает игру двух драконов над волнами моря.
