На площади перед воротами уже, как всегда было полно народу. Стояли и лежали верблюды. Пахло благовониями. Водоносы и ишаки визгливо орали. Продавцы щербета нудно восхваляли свой товар.
И беглого взгляда на караван было достаточно, чтобы понять, кто прибыл. Тем более, что прибывшие немедленно устремились навстречу Лилуве, едва она появилась на площади.
– Джебор?! – Лилува не сумела скрыть на лице досады. Но быстро пришла в себя и улыбнулась: нежно, как она считала, но на самом деле ее улыбка напоминала оскал шакала при виде убитой львом антилопы. – Ах, Джебор, это так удивительно, что ты вернулся быстрее, чем я ожидала!
– Я спешил увидеть свою возлюбленную, свою нежную голубку, невинную словно дитя, – ответил Джебор. И в голосе его ясно прозвучала скрытая насмешка. – Всю дорогу я мечтал о тебе! Мечтал о твоих нежных губах, проходя через которые любое слово становится прекрасным! Но я… Нет, нет, я неспособен, я не в силах… Никакие слова не помогут мне выразить всю мою любовь к тебе!
Лилува всплеснула руками, так, чтобы ее рукава красиво взметнулись.
– Я так рада! Ах, голова у меня идет кругом! Я вся горю!
– Мы непременно должны уединиться в нашем тайном дворике, – сказал Джебор, отчего лицо Лилувы приобрело слегка кислое выражение. – Я ждал этого целых два года! Все дни, что мы провели в разлуке, начиная с первого дня! Вдыхая запах верблюдов и пряча лицо от палящего солнца, я не думал ни о чем, кроме тебя! Ничто не было способно помешать мне! Я хочу припасть к твоим ланитам, хочу ласкать твои волосы и ощущать под руками твой гибкий стан! Я весь в нетерпении… Но, увы, не могу сделать всего этого немедленно, ибо сначала мне необходимо завершить одно важное дело.
– Разве дела не могут подождать? – удивилась Лилува. Она считала, что Джебор тотчас же захочет остаться с ней наедине. Она не хотела этого, но думала, что этого невозможно избежать, поэтому слова жениха весьма сильно изумили ее.
– Эти – не могут! – Джебор отступил на два шага и низко поклонился. – Госпожа моя, я весь ваш, но чуть позже…
– Что ж, – холодно сказала Лилува, состроив презрительную гримасу. – Это ваше дело… Учтите только, что я вами недовольна. Вы просто разбили мое хрупкое сердце!.. И не знаю – сумею ли я когда-нибудь простить вас…
Она высокомерно вскинула голову и пошла прочь, не забывая, впрочем, соблазнительно покачивать бедрами – это у нее получалось очень хорошо, настолько хорошо, что ей позавидовала бы сама богиня Бает.
– Хороша! Сет меня побери, да она просто великолепна! Может, простишь ее и бросишь свою затею? – сказал Ханфий. – Хуже от этого точно не будет.
Джебор смерил друга таким взглядом, будто смотрел на младшего брата, который произнес несусветную глупость.
– Ни за что, – твердо произнес он.
На этот раз пробуждение Конана не был столь мучительным, как утром. Голова все еще не полностью принадлежала ему, оставалось много мест, в которых было глухо и пусто. Но он уже мог, хоть и не без труда, вполне связно рассуждать. «Похоже, я выпил лишку, – подумал он, – и теперь не могу понять, что мне приснилось, а что было на самом деле».
Сквозь тяжелые занавеси с красными и синими драконами, сцепившимися в борьбе за жемчужины, пробивалось солнце. В комнате слишком сильно пахло благовониями. Некоторое время назад Конана это вполне устраивало, даже нравилось. Но не сейчас. Захотелось свежего воздуха.
Сорвав остатки балдахина, он подошел к окну и раздвинул занавеси. Окно оказалось очень большим. Почти до самого пола. И было закрыто тонкой, едва заметной сеткой. Улица была перед Конаном, как на ладони, но и он был перед ней.
Пока он рассматривал вздымавшееся над крышами здание великолепного замка с тремя башнями разной высоты, внизу собралась небольшая толпа. В основном женского пола.
Из задумчивости Конана вывел девичий смех. Он посмотрел вниз, и до него дошло, что он привлек внимание. Стайка девочек лет десяти-двенадцати хохотала, прикрыв рты ладонями и показывая на него пальцами. Хохотала без удержу, иногда даже сгибаясь пополам. Но при этом отводя глаза, лишь изредка украдкой поглядывая на Конана.
Зато старуха, опирающаяся на клюку, страшная как смерть, скрюченная и дрожащая, смотрела на варвара пристально и неотрывно, как кошка, следящая за жертвой. Глаза ее слезились, рот с дряблыми бесцветными губами был приоткрыт, показывая безобразную пустоту. Потом старуха наклонилась к земле, подняла камень и кинула в окно. Конечно, у нее не было сил добросить, и камень упал, не долетая, но из-за этого до Конана вдруг дошло, почему он привлек внимание.
Конан был не одет. Совсем не одет.
Ничего необычного для многих стран, в которых он побывал. Но не здесь.
Конан не стал дальше издеваться над чувствами особ слабого пола и отошел от окна, принявшись искать свою одежду. Но оказалось, что это безнадежное дело. Ничего, кроме предметов для изощренных любовных утех, самой кровати и рывков балдахина, в комнате не было. Если, конечно, не считать сосудов для удовлетворения простых человеческих нужд.
Нет, – подумал Конан, – что-то тут определенно не так. И эта девушка… Ее образ в памяти странно двоился – она была то покорной, страстной рабыней, то надменной госпожой в окружении своих рабов…
