Горный цветок - [8]

«А недалеко, по ту сторону границы, рыщут бандеровцы, — подумал Николай. — Скорее бы кончить с ними…»

Четвертый год идет война. Почти в каждом письме он пишет Марине: «Жди…»

Пограничная служба не мед. Здесь, на вновь установленной границе, каждый день — бой! Николай не пишет об этом домой. Зачем? В тылу ведь людям тоже не легче.

Шныриков глубоко вдохнул свежий воздух. Как всегда после проливного дождя, остро пахло землей. Первые лучи солнца ласкали горы.

На заставе Шнырикова ожидал сюрприз.

— К тебе Михайло приходил из истребительного батальона, — сообщил Серега. — Он саженцы принес, ты просил?

— А как же! — обрадовался Николай. — Поможешь посадить?

— Помогу. Михайло говорит, что их батальон получил, боевую задачу. С Биром вроде связано.

— С Биром? — машинально повторил Шныриков. — Думаешь, жив он? А я прикинул — враки. Кто-то другой под него работает. А вот яблоньки, Серега, это дело! Мы уедем, а ребята, которым служить доведется, будут вспоминать, кто их посадил.

Они прошли двор заставы и поднялись на веранду.

— Слыхали, фрицы у Балатона выдохлись? — сообщил сержант Ильин.

За шахматным столиком сидели пограничники. Несколь ко человек сгрудились у большой карты Европы.

— Глядите, шестьдесят километров и — Берлин! — говорил Коробской, показывая на алый флажок, воткнутый рядом с кружком «Берлин».

— Вот бы танками жахнуть! — выдохнул Шныриков.

— Сперва авиацией, — сказал Серега, — а затем десант…

Шум голосов, доносившийся с веранды, заставил Варакина оторваться от чтения. Он прислушался. Говорил Шныриков. Варакин сразу узнал его голос. «Пусть себе спорят, — подумал начальник заставы, — это хорошо, когда у каждого есть свое мнение». Николай говорил убежденно и громко.

Вчера Николай, может быть, пользуясь давним знакомством, обратился к нему с просьбой провести беседу. Как тут откажешь? Хотя и дел невпроворот, все знают об этом. К беседе он и готовится. Это третья об оуновцах. Полковник Туляков, присутствовавший на второй, вроде остался доволен. В тот день он похвалил заставу, даже назвал ее передовой. В устах скупого на похвалы начальника это что-то значило. Но, уходя, Туляков обронил:

— Советую быть начеку. Хотя впереди нас и фронт, и наступает он успешно, успокаиваться никак нельзя.

«Завтра же соберу комсомольцев», — решает Варакин, и слышит голос Шнырикова:

— На Смоленщине тьма полевых цветов…

«Эх, не был ты на лугах Владимирщины. Вот где цветов!..»

— А девки у вас, как цветы, али лучше?

Это говорит Коробской. Вчера только он принял отделение у Ильина, ставшего замполитом заставы.

— У Шнырякова три сестры, — голос Рудого заглушает смех пограничников.

— После войны приеду свататься, — грохочет бас Коробского.

Весельчак этот Коробской.

Смех утихает. Сильный голос Рудого заводит украинскую песню.

Шныриков зачарованно смотрит на друга. В песне тоска по дому, любовь и вера в близкую встречу с дорогими сердцу людьми, поэтому песня одинаково близка всем слушателям.

Варакин возвращается к прерванному чтению документов, взятых в отряде. Его интересует сейчас Донцов — теоретик украинского буржуазного национализма. Это имя он встретил у В. И. Ленина, знакомясь с его статьями, разоблачающими национализм.

Сейчас старший лейтенант читает характеристику, данную Донцову одним из его же последователей.

«Донцов, — писал его бывший единомышленник, — сын московского колониста, предал своих родителей и стал социал-революционером. Потом изменил социал-революционерам и перешел к националистам. Затем предал и этих и переехал в Австрию. Там он стал самостийником. Организовал «Союз освобождения Украины», с неким Васильком, призывал присоединить Украину к… Австрии. Затем предал Василька, потом изменил и Австрии…»

От полковника Тулякова Варакин слышал, что книжка Донцова «Национализм» — сродни гитлеровской «Mein Kampf», давно стала евангелием националистов.

Варакин окончил чтение поздно ночью. Он любил глубоко разобраться в интересующем его вопросе. Закрыв папку, закурил и задумался.

Снова Бир

В пятницу, восемнадцатого марта, когда на заставе проводилось занятие по огневой подготовке, прибыл начальник отряда.

— Приехал проверить взаимодействие с соседней заставой, — сказал полковник, поздоровавшись с Варакиным. — У поляков гуляет большая банда. Вот почитай, что они пишут.

Польские пограничники снова предупреждали о появлении Бира. За день до этого бандеровцы напали на отставшую от польской колонны машину с орудийным расчетом. Воспользовавшись численным перевесом, перебили солдат, захватили в плен двух раненых. Поляки организовали погоню. Тогда бандеровцы, убив солдат, бросили тела на пути преследовавших их поляков. На груди у обоих убитых были записки с угрозами и подпись «Бир».

Банда, петляя, приближалась к советской границе.

— Значит, надо готовиться к встрече, — возвратив письмо, сказал Варакин.

— Да. Нужно принять все меры к тому, чтобы на этот раз не упустить Бира. Кстати, говорил с народом?

Варакин ожидал, что полковник спросит об этом.

— Да, беседы прошли активно, — ответил он. — Было много вопросов.

— Какие?

— Да самые разные. О руководителях националистов спрашивали и про ПОУН.