Горняк. Венок Майклу Удомо - [149]

Они уже вышли из джунглей и шли в высокой траве по направлению к деревне. Слева и справа горели фары грузовиков. А перед ними расстилалась Плюралия.

Я умру на воле, под открытым небом, и луна будет свидетельницей моей смерти.

Солдаты остановились. Остановился и он. Он слышал, как кричала Мария. Бедная Мария! Женщина, рожденная для скорби. Так сказано о матери Иисуса.

Один из белых сунул что-то ему в руки. Автомат, который оставил Джозеф.

Значит, вот как это произойдет… Пули из него, конечно, вынуты.

— Идите, — сказал белый.

Он расправил плечи и пошел вперед. И тут его обуял страх. Он ощущал его каждой клеточкой своего тела. Ему было страшно, как никогда в жизни. Бежать, бежать! Ведь это смерть… Навсегда… Мария! О боже…

Чей-то крик разорвал ночную тишину.

— Мхенди!

Он обернулся. Выстрела он не слышал. Только острая мгновенная боль. И все…

Когда прогремел выстрел, Мария испустила протяжный, исполненный муки вопль и повисла на руках у белого, который продолжал удерживать ее.

Белый отнес ее в палатку, положил на постель и укрыл одеялом. Потом пошел к костру, где его ждали остальные.

— Пошли! — резко бросил он.

Обморок Марии перешел в глубокий сон — таким сном спят люди, перенесшие тяжелое потрясение.

Когда она проснулась, было уже утро. Она долго лежала без движения, уставившись в полотняный потолок палатки. Потом встала и вышла. В лагере ничто не изменилось. Только костер догорел дотла. И тут она увидела зеленых змеек, которые, свившись в клубок, спали в теплой золе. Мария подошла совсем близко и долго смотрела на них. Потом подняла босую ногу, помедлила секунду и решительно наступила на зеленый клубок. Змейки кинулись на нее, извиваясь и жаля раз за разом. А затем заскользили прочь, спасаясь в густом кустарнике.

Мария пошла обратно в палатку и легла на постель… В глазах начало темнеть… Скоро она будет с Мхенди, со своим мужем. Закрыла глаза и стала ждать. Боль поднималась все выше, но это такой пустяк… О, Мхенди!..

7

Пол Мэби был пьян. Еле держась на ногах, он подошел к столу и налил себе виски. Потом, натыкаясь на стулья, чуть не падая, с трудом добрался до окна и повалился в кресло.

Комната была погружена в темноту. В темноту был погружен весь мир. Он поднес стакан к губам, сделал большой глоток. Его всего передернуло. Он поставил стакан на подоконник.

В дверях появился слуга.

— Хозяин…

— Чего тебе? Убирайся отсюда! Сукин сын, сволочь! Убирайся!

Мэби замахнулся на него и упал на пол.

Слуга не уходил.

— Хозяин будет лотом хворать. Как так можно— пить, пить, ничего не кушать? — Он вошел в комнату и зажег свет.

Мэби дополз до окна, схватил с подоконника стакан и швырнул в слугу… Стакан попал слуге в грудь, виски залило рубашку.

— Убирайся к черту, мерзавец! Убирайся! — Он искал, чем бы еще кинуть.

— Пожалуйста, хозяин…

— Убирайся!

Мэби швырнул в слугу пепельницу. Но тот сумел увернуться.

— О-хо-хо, хозяин… — Слуга тяжело вздохнул и вышел.

Мэби нашел другой стакан, налил виски, потушил свет и, шатаясь, пошел к своему креслу у окна.

— Я не хочу думать, — плачущим голосом сказал он. — Я хочу напиться вдрызг, чтобы ни о чем не думать.

Он отхлебнул еще, пролив остатки на себя.

— Он был моим другом… другом… моим другом…

Дверь снова приоткрылась.

— Сукин сын! — закричал он. — Я тебе сказал, катись к черту! Я убью тебя! Убирайся, пока цел. Вон!

— Это я, — раздался голос Удомо. — Это я, Мэби.

Удомо включил свет. Мэби с трудом повернул к нему голову.

— В самом деле. Наш премьер-министр. Прославленный владыка Удомо. Чего тебе?

Удомо вошел в комнату.

— Я хочу поговорить.

— А я не хочу. Не хочу я говорить с тобой! Ни с кем не хочу говорить, Уходи! Завтра я снова буду на тебя работать. А сегодня я оплакиваю своего друга. Уходи!

— И я оплакиваю его, Мэби.

— Ты? — Мэби поморгал и уставился на Удомо. — Ты способен кого-нибудь оплакивать?

— Представь себе… Можно мне виски?

— Сделайте одолжение, ваше величество. Боюсь только, что я не в состоянии прислуживать вам, так что наливайте себе сами.

Удомо подошел к серванту и налил виски, не разбавляя.

— Тебе нужен свет?

— Нет. Но, по всей вероятности, я должен сообразовываться с желаниями своего премьер-министра.

Держа бутылку в руке, Удомо потушил свет и сел напротив Мэби. Одним глотком он осушил свой стакан и налил еще.

Мэби хихикнул и стал раскачиваться из стороны в сторону.

— Наш славный премьер-министр, кажется, запил. Заливает горе вином? С чего бы это? Расскажи мне, в чем дело, владыка Удомо. Я ведь не иностранная делегация, прибывшая с официальным визитом. И не толпа, которую нужно растрогать до слез… В чем дело? Что тебе от меня надо?

Наступило долгое молчание. Затем Удомо сказал:

— Я должен сказать кому-нибудь… Тебе. Я убил его…

Мэби был слишком пьян, чтобы услышать муку в голосе Удомо; слез Удомо в темноте видно не было.

— Убил Мхенди?.. Ты?

— Да. Я сказал Ван Линтону, где его лагерь. Я должен был сделать это, иначе они перестали бы нам помогать. А ты знаешь, что значит для нас их помощь?

В темной комнате стало очень тихо. Мэби никак не мог понять. Наконец каким-то неуверенным голосом он спросил:

— Ты продал его врагам?..

Удомо налил себе еще виски.