Горничная особых кровей - [28]

Я посмотрела на владетеля — центаврианин завтракал, и мои заботы его совершенно не интересовали. Придется самой выкручиваться. Я подошла к креслу, вытянула руки вперед.

— Мелок, идем в спальню. Я помассирую тебе животик.

— Не отказывайся, Мелок, — вставил владетель. — Нечасто женщины предлагают что-то помассировать в спальне.

«Не краснеть!» — приказала я себе.

— Мелок, не будь врединой.

— Будь вре-ди-ной.

— Не будь врединой. Знаешь, что это значит? — вкрадчиво произнесла я и склонилась над понги. — Это значит — слушаться.

Идем на ручки, я тебя поглажу. Ты же такой красивый, Мелок, такой славный. Тебе не идет быть врединой.

Я протянула руку и получила по ней лапкой с выпущенными коготками. Без удивления посмотрела на три царапины, наливающиеся кровью.

— Мелок вредный, — поругала я.

Зверек спрыгнул на пол. Перебежав к диванчику, он залез на плечо своего хозяина, заглянул в поднос, что-то заканючил по-центавриански. Альбинос покачал головой:

— Нет, Мелок. Говори по-русски. Мы учим русское земное наречие.

Мелок пробурчал что-то недовольно.

— Не прикидывайся. Русское наречие учится куда легче наших.

Понги спрыгнул на колени мужчины и разлегся, подставляя животик. Центаврианин начал массировать ему пузико, и маленькая вредина закатила глазки от удовольствия.

А мне стало досадно (так хотелось погладить понги!), и я вернулась в спальню. Подождала еще немного, и, когда костюм нагрелся полностью, снова ткнула на активатор. Такой костюм на вид удобнее шубы, и тепло, наверное, сохраняет долго.

Я снова вернулась в гостиную.

— Костюм готов, светлейший.

Мужчина кивнул, оглаживая Мелка. Мой взгляд зацепился на том, как длинные пальцы центаврианина ласково скользят по белой шерсти, и каким податливым, расслабленным кажется понги.

— Животные не любят нервных людей, — сказал владетель. — А еще злобных.

Центаврианин повернул ко мне бледное лицо, на котором разгорелись интересом красно-серые глаза. Эти глаза отсканировали меня, точно идеальная проверяющая система, и альбинос спросил:

— Хочешь оспорить мое утверждение?

— Смею ли я возражать владетелю?

На губах владетеля появилась легкая улыбка.

— Что ты думаешь обо мне, горничная? Как о человеке?

— Я девка простая, думать не умею, — эту фразу я дополнила широкой и немного виноватой улыбкой. Обычно этого хватало, чтобы от меня отвязались. Но альбинос, умник обесцвеченный, видел меня насквозь.

— Породу не скрыть, горничная, как не старайся. Я вижу, что ты такое. Так что прекращай игры в глупую девку и говори прямо.

— Вы не злобный и не нервный, светлейший.

— Тогда какой же я?

Я помолчала немного. Что я могла узнать об альбиносе за вчерашний день? Он выглядит гораздо эмоциональнее других центавриан, насмешничает и вроде бы наслаждается игрой во властного владетеля. Но в том и дело, что это лишь игра.

Ощущается он, как не-человек, как какое-то создание без чувств, желаний, эмоций. Видимо, в погоне за совершенством, за властью, он потерял нечто ценное, то, что делает людей людьми.

— Вы бесстрастный, — проговорила я.

— Ну-ка, ну-ка, — центаврианин продолжал гладить Мелка, но движения его перестали быть ласковыми. Неужели его так заинтересовал мой ответ? — Объясни, что значит «бесстрастный» в твоем понимании.

— Бесстрастный — без страсти. Мне кажется, вы ничего не делаете для себя, для души. У вас есть какая-то цель, но вряд ли она связана с вашей мечтой или сокровенным желанием. Все, что вы делаете, вы делаете с расчетом, без эмоций. У вас нет слабостей, простых человеческих слабостей. Поэтому вы достигли таких высот и стали неуязвимы, — закончила я.

Владетель обдумал мой ответ, и легонько столкнул с колен понги. Мелок недовольно блеснул глазками, но промолчал.

Центаврианин подошел ко мне, ощупывая взглядом лицо и ауру, считывая всю возможную информацию. В этот момент он очень, очень походил на бездушную машину.

— Что еще ты можешь обо мне сказать?

— У вас невероятно мощная аура, но энергетика плохая.

— Что это, по-твоему, значит?

— Не знаю, светлейший, — честно ответила я.

— Интересно. Я привык быть для публики бессердечным чудовищем. Меня всегда забавляет, когда мне приписывают яркие черты характера. Как только меня не называют в прессе, как только не поносят в Союзе. Я уже не знаю, куда деваться от смущения. Столько внимания — так лестно. А ты видишь меня всего лишь бесстрастным, горничная?

— Да, светлейший.

Он усмехнулся. Судя по всему, усмешка — это его излюбленная реакция на окружающий мир.

Владетель взял меня за руку.

Начался приступ. Закружилась голова, накатил страх, а язык одеревенел. Во рту стало сухо-сухо.

— Маленькую птичку поймали детки. Детки заигрались и сломали птичке крылышко. Без крылышка птичка не смогла остаться в стае, не нашла пару и не свила гнезда. Теперь птичка хохлится и опасается деток. Но не все детки ломают птичкам крылышки. Некоторые птичек лечат.

От пальцев центаврианина пошло тепло, и прямо на моих глазах царапины, полученные от острых коготков понги, затянулись. Владетель отпустил мою руку:

— Меня не будет до вечера.

Сказав это, он вошел в спальню, надевать костюм.

А я осталась на месте, осмысляя его слова.