Горничная особых кровей - [19]

А теперь я горничная этого… этого… даже и слов-то не подобрать, чтобы его назвать. Наверное, альбинос все-таки не может простить мне тот удар, после которого он упал. Пока вдоволь меня не погоняет, не успокоится.

Ладно, переживу. Изучу, каков он, где границы дозволенного. Это только первые дни будет трудно, потом приноровлюсь. К тому же, новый владетель вряд ли задержится в Дарне надолго; он уже владение изучил, доверенных лиц оставил. Побродит немного еще по зоне, выберет невесту на Отборе — и улетит.

Эта сладкая мысль меня успокоила.

Мы остановились у знакомого мне уже маленького домика: здесь в прошлый раз дежурил мужик, и стояли снегоходы.

Владетель отошел, начал изучать энергетику места — ему, наверное, хорошо видны границы зоны. Рядом с ним топтались провожатые, ждали царственного повеления.

Ко мне подошел Ветров. Лицо его было мрачно.

— Ты психокинетик. Разве интуиция не подсказывает тебе не перечить владетелю? Зачем смотришь на него с вызовом?

Зачем так ведешь себя?

— Я веду себя, как обычно, Аркадий.

— Как обычно — как самоубийца?

Интересно, почему он так себя ведет? Какое ему дело до обычной девки с плохой репутацией? Так внимательно ученый на меня смотрел, что я испугалась, как пугалась всегда, когда мужчины мною увлекались. И, пока он этого испуга не заметил, спросила кокетливо:

— А как я должна себя вести с владетелем? Мне кажется, ему нравится мое поведение.

— Ты его так привлечь хочешь? — нахмурился Ветров. — Тогда имей в виду: женщин у Малейва много. По-настоящему много. На любой вкус, под любой костюм. Подумай, надо ли тебе это?

Я секунду смотрела на ученого (он серьезно?), а потом расхохоталась. Ветров думает, я задумала начать охоту на центаврианина! Вот потеха-то! От моего смеха снег с ближайшей веточки упал, прямо на плечо ученого. Тот нервно его стряхнул.

— Аркадий, вы сейчас сказали чушь, — отсмеявшись, выдохнула я.

— К этому человеку, — Ветров указал на владетеля, который стоял в отдалении, — нельзя относиться просто. И тем более нельзя с ним играть.

— Он сам меня служить заставил. И это он со мной играет.

— Он бы не играл с тобой, признай ты его главенство.

— Так я признаю.

— На словах — может быть. Но твое поведение, тон…

— Что тон? Что поведение? — назойливость ученого начала надоедать. — Ты думаешь, мы тут все глупы необычайно и не понимаем, что альбинос опасен?

— Не понимаете. Девяносто процентов населения Энгора никогда не покидали планету. Ваша вселенная сужена до одной-единственной планеты, а это ограничивает…

— Аркадий, что ты такой серьезный? — перебила я. — Погодка прекрасная, вон как Эн[1] светит — а ты бубнишь чего-то там, бубнишь! Не надоело?

— Тебя могут казнить, Регина. И тебя казнят, если поведение не изменишь.

— И что? Если подумать, быть казненной — это какое-никакое, а достижение. Не всякой девке выпадает такая интересная доля.

Посчитав разговор законченным, я отошла и поглядела на владетеля со спины.

Теперь хотя бы понятно, отчего он не таскает за собой охрану — она ему попросту не нужна. Разве что для прикрытия, иллюзии того, что он уязвим. А так, если ориентироваться по ауре, получается, что наш владетель практически бессмертный.

Но для столь мощной ауры энергетика у него нехорошая.

Интересное несоответствие.

Кстати, об несоответствиях. Что творится с моим эо? Рядом с владетелем мои силы пробуждаются чуть ли сами собой.

Наверное, это вызвано сходством владетеля с тем, который исковеркал мне жизнь.

Пока я думала об энергиях, Ветров подошел к альбиносу и заговорил. Судя по тому, как они оба были спокойны, о недавней размолвке уже забыли. Мужики поднесли им коробку. Ветров засуетился над ней, с большими предосторожностями вытащил из нее сверкающий небольшой куб в прозрачном чехле.

— Теплый.

— А должен быть горячим, — заметил владетель. — Активность то спадает, то возрастает — воздействие неравномерно.

— По расчетам коэффициент эо-активности.

Я перестала прислушиваться — все равно ничего не понимаю в заковыристых терминах. Тем более, далее разговор мужчины стали продолжать на трескучем центаврианском, и я совсем заскучала. Пока они проверили все коробки, затащили что-то в домик, наболтались на своем учено-непонятном, прошло немало времени. Я развлекалась тем, что ходила туда-сюда и напевала под нос.

— Горничная, — окликнул меня альбинос. Я подошла к владетелю. — Мы идем в зону. Ты останешься здесь, присмотришь за снегоходами.

— Да, светлейший. Благодарю вас.

— За что?

— Вы не заставили меня идти в зону.

— Слишком грубо, горничная. Подхалимство должно быть изящным и незаметным.

— Мы люди простые, светлейший. Как умеем, так и подлизываемся.

— Посмотрим, сохранится ли твое настроение до вечера, — протянул альбинос и пошел по снегу в лес, умудряясь не проваливаться. Мужики пошли за ним, производя много шума и переваливаясь, как медведи. Аркадий, бросив на меня взгляд в духе «будь хорошей девочкой», тоже отошел.

Я подарила ему еще одну улыбку, и даже помахала рукой. Мужчина спешно отвернулся. Они все такие: как только женщина начинает поддразнивать, им сразу становится неудобно, неуютно. Одни начинают гавкать и злиться, а другие, как Ветров — смущаться и отворачиваться.