Горная тропа - [3]

Старец ceдой у руля

Держит в бестрепетной длани

Жребий и бег корабля…

В строгом служении дали,

Вечны в случайности дней

Древние пальцы из стали,

Пламя под снегом бровей…

В беге сквозь пену, сквозь брызги,

Взрытые синею тьмой,

Строен в их свисте, в их визге,

Кормчий глухой и немой…

Только в смятении диком

Вскинутых к небу валов

Чудится, слитый с их криком,

Хохот проклятья без слов,

Волею, с бурей союзной,

Мчит молчаливый Старик

Утлый, громоздкий и грузный,

Дрожью охваченный бриг,—

Мощью, не знающей меры,

В море, не знающем дна,

Гонит Он трепет Галеры

К берегу мира и сна…

ДЫМ

А. Скрябину

В древнем храме Жертвы вечной,

     Пред волхвом седым,

Ярко пламя, бесконечно

     Реет легкий дым…

Точно зыбкий и ленивый

     Бег часов и лет,

Льются синие извивы,

     Зыбля тьму и свет…

Миг и век, струй святая

     Длит свой ток живой,

Строясь к солнцу, рея, тая,

     Слившись с синевой…

Носит в пламя Жрец упорный

     Смолы и елей,

Воск и чаши крови черной,

     И цветы полей…

В древнем храме вечной Дани,

     Точно зыбь в волне,

Тает плоть, теряя грани

     В жертвенном огне…

Реет пламя, неустанно

     Зыбля свет и тьму,

Завершая мир, венчанный

     В жертвенном дыму…

ВОЗВРАТ

С. А. Полякову

Брожу опять по старым ступеням

     И — только в миг иной —

Шепчу привет и свету и теням,

В далекий день мелькавшим предо мной…

Как новый сон, воскресла явь в былом,

Сплетая жизнь, ее покой и спор

В таинственный, таинственным жезлом

     Начертанный, узор…

И явен в часе жребий дней и лет,

     И меря вновь их дрожь,

Я узнаю, что гроба в мире нет,

И чувствую, что призрак смерти — ложь…

Как лик луны средь бега облаков,

Пылая, хмурясь, зыбок миг во мне,

Но дремлет быль в бессмертии веков,

     Как новый цвет в зерне…

Из вихря в вихрь, в просторе ледяном

     Скользит мой дух живой,

И я на час, на явь, что будет сном,

Беспомощно качаю головой!

БЫСТРОТЕЧНОСТЬ

Час — как легкая стрела…

Миг в нем — будто взмах крыла…

Вспыхнул свет, и снова мгла!

Ярки искры, век их мал!

Взрылся лист, что вихрь сорвал,

Покружился и — упал…

Час забвенья и беда,

Бег их, след их, череда —

Как на мельнице вода…

Хлынул вал, ударил в грудь,

Ослепил, и снова в путь,

Не успеешь зачерпнуть!

Как бы ни был сон глубок,

Оскудеет в малый срок —

Размотается клубок…

Как средь зыби бытия,

К солнцу взрытая струя,

Распадется жизнь моя!

II

E quindi uncimmo a riveder le stelle.[4]

Dante

Bring me my chariot of fire![5]

William Blake

Hear the loud alarum bells —

Brazen bells!

Edgar Poe[6]

В MOPE

В безбрежность дня

Один плыву —

В кольце огня,

Сквозь синеву!

В лихих валах

Дороги нет…

Их зыбкий прах

Замел мой след…

Весь с мигом слит,

Мой легкий челн

Легко скользит

По воле волн…

Рассветный хмель

Над синей тьмой,

Моя свирель

Да жребий мой,—

Да гордый ум

Вне смертных уз,

Да прихоть дум —

Вот весь мой груз!

Простор валов,

Их зыбкий снег —

Мой верный кров

И мой ночлег…

Все — свет, покой

В моем кругу,

И дым людской

На берегу!

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Текут, текут песчинки

В угоду бытию,

Крестины и поминки

Вплетая в нить свою…

Упорен бег их серый,

Один, что свет, что мгла…

Судьба для горькой меры

Струю их пролила…

И в смене дня и ночи,

Скользя, не может нить

Ни сделать боль короче,

Ни сладкий миг продлить…

И каждый, кто со страхом,

С тоской на жизнь глядит,

Дрожа над зыбким прахом,

За убылью следит,—

Следит за нитью тонкой,

Тоской и страхом жив,

Над малою воронкой

Дыханье затаив!

РАЗДУМЬЕ

Жизнь мельницы в движенье вихрь приводит,

     А смертный жребий — боль…

Блажен, кто в ней, служа судьбе, находит

Свой скудный хлеб и соль!

Весь мед цветка в свой дом пчела уносит,

     А цвет души — любовь…

Блажен, кому она свой трепет бросит

В пустынный дух и кровь…

Над бездной ночи властвует зарница,

     А сердцем правят сны…

Блажен, блажен, чья полночь осенится

Сверканьем их волны…

Пучину вод приход весны вскрывает,

     Глубь мира — горечь дум…

Блажен, кто снег познанья призывает

На праздный жар и шум!

В ГОРАХ

Спят вечные горы… И немы

Их выси… И строен их ряд…

Лишь ярко их снежные шлемы,

Забрала и копья горят…

И молкнет в лазурном их дыме

Весь трепет долинный и гул…

И полдень, раскрытый над ними,

В их раме зубчатой уснул…

Лишь плавно, цепляясь за кручи,

Где строит свой храм тишина,

Плывут, чередуются тучи,

Как звенья их белого сна…

И в область томленья и пени,

К nopory тревоги людской

Нисходят их строгие тени,

Их светлая тишь и покой…

И в мире бессменной недоли

Я снова молюсь бытию,

И клятву безропотной боли

Безмолвным вершинам даю…

DEO IGNOTO [7]

Памяти Н. Л. Тарасова

Жертву живую

Ведут к алтарю…

В сумрачном храме

Не я ли горю!

Грозно мелькает

Сквозь жертвенный дым

Древняя жрица

Со взглядом седым…

Тянется к жертве

Костлявой рукой —

Горестный камень

Ждет крови людской!

Мечется пламя

И блещет, дрожа,

Алым пыланьем

На стали ножа…

В храме пустынном

Безмолвен и строг,

Каменноликий,

Неведомый Бог…

Зарево Смерти

Над зыбким огнем

Красной улыбкой

Пылает на Нем…

Жребий свершился,

И глухо легла,

Жизнь замыкая,

Великая мгла…

Смерклось, и в храме

Таинственно пуст

Жертвенный кубок

У каменных уст!

КАРУСЕЛЬ

В час пустынный, в час метели,

В легком беге карусели,

     В вихре шумном и лихом,

В вечер зимний, в вечер серый,

Мчатся дамы, кавалеры,

     Кто — в карете, кто — верхом…

Зыбля прах, взрывая иней,

Князь с маркизой, граф с княгиней,

     То четою, то сам-друг,