Горький мед - [40]
— Ты погоди, Василь Александрович, не сепети. Давай рассудим хладнокровно. Всей старой власти крышка — это ясно! Кстати, атаманов Войска Донского давно никто не выбирал, а ставили их свыше. Августейшим атаманом всех казачьих войск был, как тебе известно, его императорское высочество цесаревич Алексей, а атаманом донским наказным — его сиятельство граф Граббе… немчура по происхождению. Это тебе тоже известно?
Михаил Светлоусов слыл в хуторе книгочием, «знал всю подноготную о чинах и званиях» высшего начальства не хуже атамана.
Все присутствовавшие в кабинете — урядник, пристав, полицейский и даже заседатель — слушали его очень внимательно.
— Так вот, Василь Александрович, изволь понимать, — твердо продолжал Светлоусов. — Царя нет, цесаревич по малолетству будет в мячика играть, голубей гонять, фон Граббе тоже вряд ли останется атаманом. В Петрограде уже приступило к делу Временное правительство. Вы, казаки, подчиняетесь ему так же, как и все мы, православные христиане.
— Не подчинимся! Никогда! — заорал Пастухов.
— То есть как это не подчинитесь? Вы — что? Не Россия?
— Мы — Россия, но мы, кроме всего прочего, — и Дон! — стукнул насекой атаман.
— Все это одни слова! — невозмутимо махнул рукой Светлоусов. — Давайте говорить начистоту, по-деловому. Так или иначе — в хуторе будет комитет или Совет. Это новая форма власти. И если хотите, чтобы мы с вами, Василь Александрович, и всеми уважаемыми людьми хутора были в этом комитете, а не какая-нибудь босотва, то давайте вместе, вы — казаки и мы — иногородние, созовем этот комитет либо Совет — называйте его как хотите — и будем править хутором вместе, сообща. Иначе сядет на наше и твое, атаманское, кресло, Василь Александрович, какой-нибудь Семка Байда, а либо Санька Пахомов и так прижмут тебя и нас, что юшка из-под хвоста потечет. Читал я, будто эти Советы в Петрограде уже провозгласили: долой войну, чтобы немца в Россию пустить, всю землю отобрать у казаков и иногородних хозяев и раздать всем неимущим крестьянам, а все капиталы, заводы и фабрики — рабочим. И верховодит всем этим Ленин. Слыхал?
— Знатца, как это… Я тоже слыхал, — подтвердил Маркиан Бондарев и снова презрительно покосился на портрет царя.
— Так вот, пока будет указ свыше — давайте составим вроде поминальника «за здравие» членов комитета и на общем сборе изберем их в новую народную власть, — твердо предложил Светлоусов и, важно развалясь на стуле, не спеша расправил сивую, свисавшую на грудь, подобно метле, бороду.
Атаман оглядел стариков-выборных тяжелым взглядом, не выпуская насеки, опросил:
— Так как, господа выборные? Чего будем делать?
— Не отдавать казачьей власти. Нехай там, в России, как знают, а мы будем жить по-старому, как жили, — твердо отрезал Пастухов. — Как же казакам без атамана?! Мысленное ли это дело!
— Знатца, вы будете, как это… по-старому жить, а мы — по-новому? Так, что ли? — ехидно сощурился Бондарев. — Две власти, знатца: одна — атаманская, другая — комитетская… Мудреное дело, господин атаман.
— Как будет — там увидим. Надо будет — и по-старому проживем, — уклончиво ответил атаман. — Подождем, что велят из Новочеркасска.
— Ну что ж, ежели так, Василь Александрович, не будь, в случае чего, на нас в обиде. Мы предупредили по-хорошему. Не обижайся, ежели не изберут тебя в наш комитет. Дело, как говорится, хозяйское. За ними сила как была, так и осталась, — все так же уверенно и спокойно проговорил Светлоусов и грузно поднялся со стула. Стул пугливо пискнул. — Тогда — бывайте здоровы. Счастливо оставаться.
Поднялись со своих мест и Маркиан Бондарев, и за все время не проронивший ни слова прасол Звонарев. Пристав, заседатель, урядник Орлов продолжали сидеть молча, ни во что не вмешиваясь. Они сами еще не знали, в какой мере будет оставлена за ними прежняя власть и как придется держать себя с населением завтра. Одно было ясно: богатеи чувствовали себя уверенно, в их руках по-прежнему оставались земля, табуны, скот, тысячные капиталы, хлеб, рыба в заповедных водах… А атаман со своей насекой выглядел не ко времени наряженной куклой.
Маркиан Бондарев первым подчеркнул это — по-хозяйски смело подошел к атаманскому столу и, показав на портрет Николая и цесаревича Алексея, посоветовал не без едкой иронии:
— Его инператорское отставное величество и сынка, знатца, как его… надо бы снять, а на место их повесить председателя совета министров князя Львова… Не так ли, Василь Александрович и уважаемые господа выборные?
Атаман даже приподнялся от такого нахальства, а урядник и пристав, все еще по привычке чтившие повергнутого государя, подскочили на месте, но, опомнившись, сникли. Как приставу, так и уряднику не раз перепадало кое-что из рук Бондарева, особенно когда требовалось замять какие-нибудь неблаговидные его махинации.
Поединок
Возбуждение, вызванное событиями последних дней, не проходило. Мне все казалось, должно случиться еще что-то более значительное, что резко изменит мир к лучшему.
В таком состоянии я и зашел к Ивану Рогову. С ним я мог говорить о чем угодно и как угодно. Но — странное дело! — дружа с Роговым, я незаметно для себя усваивал такую же роль, какую брал на себя Каханов в разговорах со мной, — роль старшего. Многое из того, что я черпал из кахановского источника, я передавал Рогову, выдавая за свое собственное. Но там, где требовалось практическое знание жизни, Рогов неизменно брал надо мной верх. Он как бы отрезвлял меня в моих книжных блужданиях и мечтах, сбрасывал с облаков на прозаическую землю, как бы говоря: жизнь груба и жестока, и, чтобы не быть смятым ею, нужны сноровка и надежные мускулы; главное — не отступать от ее простых законов, согласно которым жили еще наши предки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.
Роман «Суровая путина» рассказывает о дореволюционном быте рыбаков Нижнего Дона, об их участии в революции.
Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К ЧИТАТЕЛЯММенее следуя приятной традиции делиться воспоминаниями о детстве и юности, писал я этот очерк. Волновало желание рассказать не столько о себе, сколько о былом одного из глухих уголков приазовской степи, о ее навсегда канувших в прошлое суровом быте и нравах, о жестокости и дикости одной части ее обитателей и бесправии и забитости другой.Многое в этом очерке предстает преломленным через детское сознание, но главный герой воспоминаний все же не я, а отец, один из многих рабов былой степи. Это они, безвестные умельцы и мастера, умножали своими мозолистыми, умными руками ее щедрые дары и мало пользовались ими.Небесполезно будет современникам — хозяевам и строителям новой жизни — узнать, чем была более полувека назад наша степь, какие люди жили в ней и прошли по ее дорогам, какие мечты о счастье лелеяли…Буду доволен, если после прочтения невыдуманных степных былей еще величественнее предстанет настоящее — новые люди и дела их, свершаемые на тех полях, где когда-то зрели печаль и гнев угнетенных.Автор.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».