Горький и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников - [31]

в ней есть (нечисть, предрассудки, освящение темноты и забитости, с одной стороны, крепостничества и монархии, с другой), причем вместо исторической и житейской реальности в идею бога вкладывается добренькая мещанская фраза (бог = «идеи будящие и организующие социальные чувства»). Вы хотите этим сказать «доброе и хорошее», указать на «правду-справедливость» и тому подобное. Но это Ваше доброе желание остается Вашим личным достоянием, субъективным «невинным пожеланием». Раз Вы его написали, оно пошло в массу, и его значение определяется не Вашим добрым пожеланием, а соотношением общественных сил, объективным соотношением классов. В силу этого соотношения выходит (вопреки Вашей воле и независимо от Вашего сознания), выходит так, что Вы подкрасили, подсахарили идею клерикалов… <…> Неверно, что бог есть комплекс идей, будящих и организующих социальные чувства. Это — богдановский идеализм, затушевывающий материальное происхождение идей. Бог есть (исторически и житейски) прежде всего комплекс идей, порожденных тупой придавленностью человека и внешней природой и классовым гнетом, — идей, закрепляющих эту придавленность, усыпляющих классовую борьбу. Было время в истории, когда, несмотря на такое происхождение и такое действительное значение идеи бога, борьба демократии и пролетариата шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой. Но и это время давно прошло. Теперь и в Европе и в России всякая, даже самая утонченная, самая благонамеренная защита или оправдание идеи бога есть оправдание реакции. Все Ваше определение насквозь реакционно и буржуазно. Бог = комплекс идей, которые «будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм». Почему это реакционно? Потому, что подкрашивает поповско-крепостническую идею «обуздания» зоологии. В действительности «зоологический индивидуализм» обуздала не идея бога, обуздало его и первобытное стадо и первобытная коммуна. Идея бога всегда усыпляла и притупляла «социальные чувства», подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства (худшего, безысходного рабства). Никогда идея бога не «связывала личность с обществом», а всегда связывала угнетенные классы верой в божественность угнетателей. Буржуазно Ваше определение (и не научно, неисторично), ибо оно оперирует огульными, общими, «робинзоновскими» понятиями вообще — а не определенными классами определенной исторической эпохи [ЛЕНИН. Т.48. С. 233–234].

Но Горький в свой Каприйский период бы твердо убежден, как он это излагает в письме А. Богданову в 1906 году, что именно «богостроителям»

суждено историей положить первые камни фундамента <…> философии будущего, той философии, коя не только миропонимание, но именно ощущение связи с миром, той философии, которая должна возвратить человека на его место — в центр процесса жизни, должна гармонировать его — изменить физически [ШЕРЕР].

Тема «Богостроительство русских марксистов» привлекает в наше время особое внимание горьковедов — см. статью Л. Спиридоновой к переписке Горький — Богданов в [ГОРЬКИЙНЕИЗДАННАЯ ПЕРЕПИСКА], а также [ШЕРЕР], [ЧОНИ (I) — (III)], [CIONI], [SCHERRER-STEILA], [STRADA]. Большинство исследователей отмечают, что философия марксистов-богостроителей находилась под сильным влиянием идей эмпириокритицизма (эмпиризма), активно заявлявшихся в начале ХХ века австрийским физиком и мыслителем Эрнстом Махом и швейцарским философом Рихардом Авенауриусом. Как известно, именно этот философский уклон вызывал резкое недовольство Ленина — «истинно верующего» апологета диалектического материализма, который, не стесняясь в выражениях, в остро полемической книге «Материализм и эмпириокритицизм» (1908 г., изд. 1909 г.) разнес товарищей по партии в пух и прах[51].

Получив книгу Ленина, изданную в Москве в 1909 году издательством «Зерно», Горький пришёл в ярость! «Получил книгу Ленина, — писал он Богданову, — начал читать и — с тоской бросил ее к чёрту. Что за нахальство! Не говоря о том, что даже мне, профану, его философические экскурсии напоминают, как ни странно — Шарапова и Ярморкина, с их изумительным знанием всего на свете — наиболее тяжкое впечатление производит тон книги — хулиганский тон!» [БАСИНСКИЙ (II). С. 58]

Интересно, что:

В западной литературе A. A. Богданов состыковывается с И. В. Сталиным применительно к 1928–1933 гг. (идеи «впередовцев»[52] о геноциде крестьянства и «старой» интеллигенции в связи с «великим переломом»). Или, например, известный израильский славист М. Вайскопф в монографии «Писатель Сталин» с полным сочувствием цитирует работу М. Agursky «The Third Rome»: «Это не Троцкий и не Григорий Зиновьев впервые выдвинули идею геноцида русского крестьянства <осуществленную> в период коллективизации 1928–1933 гг., а Богданов, Луначарский, Горький и другие, причем <бывший „впередовец“> Менжинский как глава тайной полиции позаботился о ее практическом проведении» [АЛЕКСЕЕВ].

«Впередовцы», в число которых входили не только лекторы, но также и слушатели «Каприйской школы»[53], тактично именовали себя «литературной группой», но даже Горький, который всегда подчеркивал: «я не философ», после публикации повести «Исповедь» (1908 г.)