Горький апельсин - [46]

Кара вдруг подхватила связку ключей, которую положила сбоку, и встала:

– Хочешь сейчас посмотреть оранжерею?

– Подожди, – сказала я. – Я не понимаю. Кто был отец ребенка – Падди?

Я с трудом поднялась на ноги, но Кара уже прошла полтеррасы.

– О, Фрэнсис! – В ее голосе явственно слышалось раздражение. – Конечно нет! – крикнула она через плечо, тем самым завершая первое действие пьесы, опуская занавес и оставляя меня в ожидании второй половины рассказа.

В оранжерее было душно, в воздухе стояло множество запахов – растительности, почвы, перезрелых плодов. Сквозь листья, сквозь клейкий сок, капавший мне на кожу и одежду, я пробралась под ветками на середину, на более открытое пространство, где меня ждала Кара. Она не смотрела на меня, молча демонстрируя досаду – как экскурсовод перед туристами, которые вечно задают бессмысленные вопросы и постоянно отстают.

На полу, в различных стадиях разложения, лежали маленькие серые холмики, и я поняла, что это апельсины, что дерево годами плодоносило и роняло фрукты на каменные плитки: природа надеялась, что какие-то семена прорастут. Я помахала рукой перед лицом, чтобы отогнать мушек и ос, жужжавших вокруг гниющих плодов. В оранжерее не нашлось ни единого саженца апельсина: главное дерево забирало себе всю воду и свет. Но тут росло и кое-что другое: по полу змеился вьюнок, а всю заднюю стену, сделанную из кирпича, когда-то побеленную и покрытую подпорками-шпалерами, занимали огромные мохнатые плети плюща, почти скрывавшие ее под собой. Многие из железных сидений вдоль стен помещения проржавели насквозь, и в каменном покрытии пола зияли дыры: видимо, когда-то под полом шли отопительные трубы, снабжавшие оранжерею теплом.

– Осторожно, – предупредила я Кару, – ноги береги! – Под моими туфлями хрустели осколки стекла – там, где несколько разбитых окон в крыше провалились внутрь. – Может, тебе лучше обувь надеть?

– Все в порядке, – отозвалась Кара, шагая дальше с таким видом, словно ей ничто не могло повредить.

– Как дерево ухитрилось выжить, за ним ведь никто не ухаживал? – Я пыталась втянуть ее в беседу о пустяках, чтобы отвлечь от желания поссориться, которое – я была уверена – в ней закипало.

Она резким движением головы показала на то место, где сломанные желоба свисали с потолка:

– Нашло способ. Все всегда найдет способ выжить, если он есть.

– Видно, сюда проникал дождь и поливал его, – предположила я. – Смотри-ка, тут на ветках еще остались апельсины. – Я указала пальцем, и она бросила взгляд в ту сторону – на три округлых плода с выщербленной шкуркой, почти утративших форму. – Это горький апельсин, померанец. Citrus aurantium.

– Я недавно один попробовала, – сообщила Кара. – У них не очень-то приятный вкус.

– Скорее всего, эти уже старые и немного высохли. Их надо было снять несколько месяцев назад. Если из них удастся выжать хоть какой-то сок, придется добавить побольше сахара. Кажется, из них в основном делают мармелад.

– Вчера я тут еще кое-что нашла. Кроме апельсинов. Хочешь посмотреть? – Голос у нее по-прежнему звучал сердито.

– Ну конечно. Пожалуйста. – Я же говорила так, словно пыталась отвлечь ребенка, готового раскапризничаться.

Она привела меня к дальнему углу у задней стены. Плющ кольцами и прядями свешивался с потолка. Кара сдвинула его в сторону.

– Смотри, – показала она.

– Что тут такое?

Я увидела часть кирпичной стены, поверх которой скрещивались стебли плюща, опутанные паутиной с застрявшими в ней опавшими листьями, не успевшими долететь до пола.

– Смотри внимательней, – произнесла она.

За всем этим плющом я разглядела притолоку деревянной двери. Оборвав зеленые листья и сравнительно мягкие веточки, я обнажила ее сильнее: показались металлическая пластинка врезного замка и нижняя петля. Вместе мы принялись выдергивать плющ, пока над дверью не показалась табличка, где кто-то от руки написал краской: «Музей».

12

Кара, после того как мы с ней обнаружили табличку и замочную скважину, перепробовала все ключи со связки, которую вытащила у Питера из-под подушки, но ни один не подошел. Я даже испытала облегчение, хотя не могла бы четко объяснить почему. Если за этой дверью нечто таилось столько лет, что поверх нее так густо разросся плющ, мне было как-то боязно открывать ее теперь. Но Кару очень воодушевила эта находка, и она помчалась будить Питера. А я, пока ее нет, прильнула к замочной скважине, хотя это вызывало у меня точно такое же беспокойство, с каким я наклонялась к глазку в полу своей ванной. Я храбрилась, готовясь увидеть неизвестно что. Но то, что пряталось с другой стороны двери, не пожелало явить себя. В скважине я обнаружила только темноту.

Питер и Кара вернулись с пилой-ножовкой и еще одной связкой ключей: она хранилась в подвальной кухне. Ни один из этих ключей тоже не отпер дверь, так что Питер стал перепиливать стволы плюща, некоторые толщиной с его запястье, и потом они вдвоем бешено рвали и ломали их, хохоча, когда длинные плети отваливались от деревянной поверхности двери и окружавшего ее кирпича.

– Как-то я насчет этого не уверена, – пробормотала я, но они не остановились.