Горький апельсин - [39]

Наверное, я ходила к ней около месяца, прежде чем вернулся Питер. Однажды, подходя к дому, я увидела его машину на подъездной аллее. Я чуть опять не убежала, потому что подумала: если опять его увижу, это только лишний раз все во мне перебудоражит. К тому времени я смирилась с тем, что останусь в Ирландии. Я уже перестала надеяться. Иногда кажется, что так легче жить, правда? Но я, конечно, вошла, и он сидел у нас в гостиной, совсем как в прошлый раз, и, когда я увидела, как он там сидит и улыбается, я еще больше убедилась в том, что люблю его, и я видела по его лицу, что он тоже меня любит.

Оказывается, он мне купил подарок на Рождество – итальянскую кулинарную книгу. Изабель это не понравилось: ей-то он и не подумал ничего привезти. Он сказал, что добыл ее на аукционе, где распродавали вещи из одного большого дома в графстве Килдэр – или вроде того – недели две назад, и, услышав об этом, я просто не могла поверить, что он все это время был в Ирландии и не приехал со мной увидеться. В те времена его работа состояла в том, чтобы разъезжать по всяким огромным домам и убеждать их владельцев продать свою библиотеку или картины. На распродажах он старался купить вещи, на которые, как ему было известно, есть спрос. А еще он высматривал строения с землей, которые можно превратить в отель или гольф-клуб. Он все это делал не для себя, но он никогда не говорил этого Изабель. В ней все еще теплилась надежда, что он купит Килласпи – или женится на ней.

Тень шелковицы успела сместиться, и я передвинулась за ней, чтобы лучше видеть Кару.

– Но он же не планировал этого делать? – спросила я.

– Нет, но имей в виду: Питер в общем-то никогда не строит планы. Он просто позволяет всему случиться. Правда, мне кажется, Изабель в тот день в гостиной наверняка заметила, как мы смотрим друг на друга, потому что она первым делом произнесла что-то такое: «Вы ведь помните мою дочь Кару? Она только что обручилась с Падди Брауном. Это же так чудесно – весенняя свадьба, не правда ли?»

Помню, как Питер сразу побледнел. Я и в самом деле согласилась выйти за Падди. Тогда мне казалось, что другого выбора нет. Питер встал, пожал мне руку и сказал: «Сердечные поздравления, мисс Калейс». Таким помертвевшим голосом, что я чуть не заревела.

На ужин опять была курица, но я попросила Дермода передать Изабель, что у меня болит голова и я не спущусь. Я не могла видеть этого выражения на лице Питера. Я долго сидела в спальне у окна, пока не услышала, что все легли, и тогда я спустилась вниз в ночной рубашке и оторвала ножку от полусъеденной курицы – Дермод оставил тарелку в кладовке и прикрыл. Я сидела в углу кладовки, дрожала и ела куриную ногу в темноте, и, когда я ее доела, вошел Питер. Я по одному силуэту поняла, что это он.

Он закрыл за собой дверь и сказал: «Собираетесь замуж за Падди, да?» Или что-то вроде. «За этого подпаска». Казалось, он просто убит горем. Я ответила: «Мне нравятся коровы» – просто чтобы его позлить. Я заявила, что Падди не какой-то там подпасок, что у него будет десять голов скота, когда он унаследует ферму. Хотя в глубине души мне была невыносима мысль, что, если я за него выйду, все мое будущее окажется расчерчено раз и навсегда, я словно бы видела свои ближайшие пятьдесят лет вырезанными в камне. Питер сказал: «Вы будете женой фермера в ирландской деревенской глуши. Что же сталось с вашими мечтами об Италии?» Так он пробил трещинку в этой каменной глыбе, совсем маленькую, но ее оказалось достаточно.

Я спросила, предлагает ли он взять меня, но он не ответил, просто сделал еще один шаг ко мне, и мы поцеловались. Это было в первый раз – там, в кладовой. Он сказал, что у меня вкус сливочного масла и жареной курицы. Мне так страстно хотелось, чтобы мы с ним занялись любовью. Я раздвинула ноги, обхватила его под коленями своими лодыжками и потянула к себе, но тут он сказал: «Не сейчас. Не в кладовке».

Кара поймала мой взгляд и озорно рассмеялась, я подхватила ее смех, и наконец мы обе согнулись пополам, представляя все это и трясясь от хохота, а потом опрокинулись навзничь, на одеяло.

– Мы ничего друг другу не пообещали, – произнесла Кара после того, как мы успокоились. – Питер не говорил, что останется в Ирландии, и я не говорила, что разорву помолвку с Падди. А Изабель все надеялась, что Питер либо интересуется ею, либо собирается покупать Килласпи. Ему неловко было ее обманывать, но я хотела, чтобы он оставался у нас в доме, хотела задержать его там как можно дольше. Каждую ночь мы встречались в той же кладовке и отправлялись кататься на его машине. А Падди я сказала, что у меня слишком много дел с мисс Лэндерс.

Как раз в то утро, когда Питер должен был уехать, в канун Рождества, я написала «жена» на запотевшем стекле машины. Я просто предположила, но он тут же потянулся через меня, чтобы стереть это слово, и сказал, что не хочет говорить об этом, о ней. Может, Питер и умеет без остановки молоть языком обо всем на свете, но есть вещи, которые заставляют его, черт побери, просто закрываться, как устрица: всякие эмоции, отношения и вообще реальная жизнь. За всем этим чарующим фасадом – старомодный чопорный пуританин. Я возразила, что он же может получить развод, правда? Неужели мы собираемся с ним и дальше каждый день сидеть в его машине, держась за руки, пока не запотеют стекла? А он сказал, что не понимает, как это я порой веду себя словно настоящая католичка, а когда это мне удобно, позволяю себе побыть протестанткой. А я ответила, что могу, черт побери, вести себя как пожелаю, что это моя религия. Видно, это была наша первая ссора. Мы оба орали, но я хотела одного – дотронуться до него, ну, ты понимаешь, и чтобы он тоже меня трогал в ответ. Однажды я его увидела на лестничной площадке в одном полотенце, – наверное, он думал, что никого из нас нет дома, – и я всю ночь воображала, каково это – спать с ним. Я была уверена, что это случится.