Горизонты - [71]

— А может, было можно обойтись и без них? — спросил не без подковырки Назарко Половник.

Мы удивленно переглянулись. Назарко и в самом деле все какие-то вопросы с заковырками подсовывает.

— Конечно, могли бы, — согласился Бирачев, будто давно ждал этого вопроса. — Я подобрал вот материал специально о ленинском кооперативном плане.

Учитель достал из портфеля толстую книгу, среди страниц которой виднелись голубенькие бумажные ленточки. Потом достал какие-то брошюры и свою пухлую, в коленкоровом переплете, затасканную тетрадь с записями. По-хозяйски окинул все это взглядом, развел руками:

— И впрямь, какое богатство-то у нас по этому вопросу…

И он начал неторопливо отвечать на вопрос Назарки Половника. Целый урок отвечал Бирачев на его хитрый вопрос. Вот какой этот Назарко! Тоже, выходит, он политик, как и Гриша. Только Гриша со всеми делится, всем рассказывает, а Назарко молчит-молчит да вдруг и подсунет учителю что-нибудь хитрое на уроке.

— Он же Половник, — шепнул мне на уроке Деменька Цингер и, чтобы другие его не услышали, тотчас же ткнулся своим востроносым личиком в учебник физики.

Хитер Цингер, скажет и тут же следы заметает.

28

Приближалась весна, а с приближением ее росла у меня и забота. Надо ехать учиться дальше, а как? Нужны деньги, а где их взять? Сказывали, что в городе дают стипендию. Но, если и поступлю, дадут ли мне эту самую стипендию? Да и куда поступать? Не одного меня тревожило это. Деменька Цингер, как и я, ходил, понурив голову. Призадумались и другие ребята. Один Серега Бахтияр, похоже, оставался прежним. Он жил своей надеждой.

— Осенью поеду в мореходку! Поступлю не поступлю, а мореходом буду, — сидя в углу, на «камчатке», с серьезным видом рассуждал он.

А мы, недоросточки, раскрыв рты, внимательно слушали будущего морехода и завидовали, конечно.

— Вот мои весла, — выбросив вперед длинные руки, хвалился Серега. — Такие руки, парняги, карандаши не любят держать, им штурвал корабля подавай.

Да, руки у Бахтияра были на зависть всем: длинные и мускулистые, кулаки, что тебе кувалды. Скрючит, бывало, Серега средний палец, весь класс цепляется за крючок и никак не может разогнуть его, будто палец железный. На палках многие пробовали с ним тягаться, да какое там: разве перетянешь Серегу?

— Мало еще каши, парняги, ели, — скажет только он и снова полезет в свой «камчатский» угол.

Большинство ребят собиралось поступать в сельхозтехникум. Ведь вместо коммун уже создавались артели. Бирачев уверял, что в деревнях будут крупные коллективные хозяйства и что агрономов и землемеров потребуется много.

Вскоре к заведующему школой пришло письмо с просьбой командировать в этот техникум на факультет зоотехнии десять, человек.

— Кто желает ехать? — спросил Павел Никифорович и, сдвинув на лоб очки, принялся разглядывать нас.

Почти весь класс поднял руки. Поднял руку и я.

Павел Никифорович покачал головой.

— Придется решать на педсовете, — сказал он. — Учтите, преимущество остается за детьми колхозников.

Я понял, что мне в эту группу не попасть: ведь отчим-то вышел из коммуны…

Так и получилось: в эту группу я не попал. Мы долго говорили с Гришей Бушмакиным об учебе. Он, как всегда, не унывал, сказал, что придет время, и мы будем там учиться. А если не там, то поступим в другой техникум. Хорошо бы попасть туда, где гуманитарных предметов побольше. Вечером я спросил об этих предметах Зину. Она удивленно взглянула на меня и рассмеялась: «А еще будущий студент…» Потом по-своему объяснила это слово, под конец добавила: «Учителя спроси, он расскажет лучше».

Как-то Дмитрий Евгеньевич опять попросил меня отнести к нему на квартиру тетради. Положив тетрадки на стол, я хотел уйти, но он остановил меня.

Он-то мне тогда и посоветовал, как следует выбирать профессию. Сначала мы поговорили о том, какие предметы я больше всего люблю. Да и рассказывать ему было нечего, Дмитрий Евгеньевич и так обо мне все знал.

— Вот видишь, ты весь ушел в гуманитарные науки, — сказал он. — И этим дорожить надо. А знаешь, где больше изучают их?

Я, конечно, не знал, и только молча и смущенно слушал учителя.

И он вдруг стал рассказывать уже о себе, как он в свое время изучал эти гуманитарные науки, они для него оказались самыми интересными и самыми полезными.

— Без них я теперь и жизни не представляю…

Он оперся рукой о спинку стула и начал читать наизусть «Анну Снегину». Я сидел, будто завороженный. Передо мной теснились картины родной Купавы: глубокая река и озеро с белоснежными кувшинками, сосновый бор у речки, дорожка, поднимающаяся в горбатую гору…

А Дмитрий Евгеньевич читал и читал про что-то очень близкое мне и родное.

Ночью я долго не спал, лежал и думал о том, как мало я еще знаю. А чтобы знать, надо учиться дальше…

Только удастся ли?..

Назавтра я опять пошел к Дмитрию Евгеньевичу.

29

В начале мая и я стал по-своему счастливчиком. В школу опять пришло письмо, теперь уже из педтехникума.

Педагогический техникум объявлял досрочный весенний набор и просил заведующего нашей школы отобрать человек десять и направить их на учебу.

Встретив меня, Дмитрий Евгеньевич сказал:

— Вот тебе и ученье.