Горит свеча в моей памяти - [23]

Один из членов приемной комиссии, бритоголовый, объяснил нам:

— Среди всех профессий профессия пилота — самая возвышенная и почетная.

Если уж он мог так сказать, то меня, в моем возрасте, тем более могло занести.

Мой друг-приятель Павел Малашкин

И снова о Балашове. Русского человека с такой фамилией я встречал, но что есть такой город — понятия не имел. Приехал я туда в конце лета. Если бы не аэродром и курсанты, это была бы совершенная глушь. Не город, не деревня. Деревянных домов больше, чем каменных. Возле магазина на ящике сидит, протянув голую с гноящимися ранами руку, старик в шерстяных носках. Второй рукой он непрерывно крестится и шепчет что-то непонятное. На другой стороне шоссе мальчик катит деревянный обруч. За ним с лаем бежит собачка. Нас предупреждали, что собаки здесь злые.

Эти картины вернули меня к началу моей жизни в Погребище. Разница только в одном: там бы я увидел закрытую синагогу, здесь — закрытую церковь. Бескрайнее небо, на котором облака напоминают горбатых верблюдов, на моей родине было таким же, но здесь с него доносился рокот самолетов. Тогда на летчиков смотрели, как теперь на космонавтов.

Приняли нас по установленному порядку. Сначала мне приказали расстаться с моей густой, угольной-черной шевелюрой. Как сказала одна студентка техникума: если бы не эта шевелюра, она бы меня просто не заметила. После карантина на мою прическу уже вообще никто не обращал внимания.

Еще пребывая в карантине (месте для бездельников — ешь, пей, спи и ничего не делай, что я плохо переношу), я подружился с парнем из Сибири, Павлом. Он мне давал читать письма от девушки, в которую был по уши влюблен, и своего учителя, о котором Павел говорил, что если бы не этот учитель, он бы школу не окончил и, вероятнее всего, оказался бы за тюремной решеткой.

Полагаю, имеет смысл отметить, что Павел был слишком спокойный, медлительный. Если происходило что-то серьезное, он просил: «Дайте подумать». А нам постоянно напоминали: «Летчик должен быть сообразительным, находчивым. В случае необходимости он должен молниеносно оценить обстановку и тут же прореагировать». Мой друг мечтал быть не просто летчиком, а генералом. Другие курсанты тоже мечтали об этом, но ему это удалось.

Ко мне Павел подошел, когда я, забившись в угол, нехотя читал какую-то книгу. Он, высокий, сильный, нагнулся ко мне, спросил, как меня зовут, а потом доверил тайну: ему сегодня исполнилось двадцать лет, и он меня приглашает вместе с ним отметить день рождения. Взглядом показал, что в кармане есть бутылка. Что в бутылке, объяснять было не надо.

Оказалось, что я был третьим приглашенным. Но те двое отказались. Как же могло быть иначе, если за нарушение режима, к тому же со спиртным, немедленно возвращали документы — и езжай туда, откуда приехал. Я, конечно, тоже должен был отказаться, но уж больно жалкий у него был вид. Куда мы забрались, рассказывать не стану. Пробка выскочила из поллитровки с одного удара. Выпили понемногу, и я стал его уговаривать остальное вылить. Он согласился, но сразу снова взял слово.

— А за здоровье моей мамы? Знаешь, какая у меня мать? Погоди, погоди, пить будем за обеих наших матерей.

Я его опять послушался, но потом выхватил бутылку, и ни нашим, ни вашим, остаток вылил. Мне показалось, что на щеке именинника блеснула слеза.

Прошло не больше месяца, и Павел опять сказал мне по секрету:

— Сегодня мой день рождения. Дважды двадцать не бывает. Надо отметить.

Строгого запрета уже не было. Но Боже упаси, чтобы начальство тебя заметило пьяным. У нас с Павлом до этого не доходило. Все же мой друг приучил меня иногда выпивать с ним. Кажется, и я его иногда угощал.

В свободные дни мы оба ходили в городскую библиотеку.

Учеба мне, и не только мне, давалась трудно. Как теперь понимаю, уровень наших знаний был недостаточен. В такую школу требовалась молодежь по крайней мере со средним образованием. Кроме того, много времени отнимали политические дисциплины. Редкие дни проходили без соответствующих занятий.

Мы должны были теоретически и практически уметь пилотировать два самолета — У-2 и П-5. («У» от «учебный», а «П» — от «почтовый»). Первый экзамен я сдал относительно легко. Все вопросы касались учебного самолета и его мотора. Без шпаргалки, без малейшей зубрежки запомнил, пусть ненадолго, и сходу ответил, сколько весит У-2, его предел высоты, сколько цилиндров у мотора, как долго длится остывание, сколько лошадиных сил, и все в таком духе. Я даже знал, когда в России был построен первый самолет, но сейчас уже забыл.

В молодые годы

Большого выбора способов времяпрепровождения в российском провинциальном городе не было. А что было? Танцплощадка с оркестром. Главенствовали духовые, они словно сообщали о тревоге. Для кого тревога, а для кого призыв к счастью и любви. Местные девицы уже давно ждали этого призыва. В последний раз глянула в зеркало. Осмотрела себя с головы до ног, брызнула за ухо одеколоном. Вдруг, словно от неожиданно осенившей мысли, но все же не без внутренних колебаний, расстегнула на кофточке еще одну пуговку. Уже по дороге еще раз повторила про себя все фокусы, как отхватить кавалера хотя бы на один танец. Это, прежде всего, о тех, которые уже засиделись в девицах или, скажем, могли бы быть более красивы.