Горесть неизреченная [сборник] - [62]

В Союзе писателей у меня появились друзья — Илья Петрович Штемлер, настоящий писатель и очень хороший человек, готовый помочь не на словах, а на деле. Ещё назову Владимира Михайловича Акимова, глубокого литературоведа, доброго благородного человека, и конечно же, Тамару Владиславовну Петкевич, нашего драгоценного друга, которая поддерживает нас всю жизнь.

Что ещё сказать напоследок. Сейчас 2013 год. Я продолжаю писать, несмотря на болезни и прочие трудности жизни. Моя Лена со мной. И, как сказано, «страшен сон, да милостив Бог».

Дедушка и бабушка

Дедушка мой с материнской стороны Лейба Моисеевич родился в 1876 году, на 4 года раньше Блока, а умер в 1971 году, когда я был в концлагере в Мордовии. Родом дедушка из Брянска, от него я узнал происхождение названия этого города — он был основан в лесистой местности и получил имя Дебрянска, но постепенно в народной разговорной речи сократился до Брянска.

Дедушка много лет проработал счетоводом, большие должности миновали его. Зато он славился честностью среди сослуживцев. Фамилия его была Окунь. Как известно, большинство русских фамилий произошло от прозвищ, рыбаков среди предков, насколько я знаю, не было, но фамилия Окунь встречается среди евреев не так уж редко.

Прадеды мои и с материнской и с отцовской стороны были николаевскими солдатами — так назывались евреи-кантонисты, которых по распоряжению Николая Первого отбирали от семьи ещё в ранней юности и забирали в армию на 25 лет. Один год среди этих двадцати пяти лет давался им на побывку домой для женитьбы. Прадед со стороны отца был мясник, со стороны матери, кажется, тоже.

Дедушка был до глубокой старости красив благообразной библейской красотой патриарха. Он отличался деликатностью и тихим нравом, был не из храброго десятка. Любил читать, особенно газеты, рассказывал мне, как видел однажды Григория Распутина и запомнил его горящий взгляд.

Побывал он на лекции поэта Бальмонта «Поэзия как волшебство». Это случилось уже в Перми в 1913 году, Бальмонт тогда совершал турне по России с чтением лекций и стихов. Помнил дедушка и о годах Октября, голодных и кровожадных. Он пересказывал мне напечатанное в газете тех лет письмо какой-то женщины Троцкому, где она спрашивала его: «Вас родила мать или волчица?».

Жил дедушка всегда с нами и умер у моей мамы на руках.

Бабушка Мария Лазаревна Гуревич родилась в деревне Гляденово, входившей в черту оседлости. С ранних лет научили её шить, и позже это ремесло держало всю её семью (дедушка зарабатывал очень мало). Бабушка была труженица, она работала, не покладая рук, до самой смерти. Жили они с дедушкой и детьми вначале в Перми, потом в Петрограде, Ленинграде. Работала она в прославленном ателье «Смерть мужьям». Её энергия, стойкость и мужество, как и дедушкина деликатность передались моей маме.

Бабушка умерла в 1965 году.

Я в этом достопамятном году встретил свою любовь на всю жизнь (1 мая 65 года), но не успел познакомить Лену с бабушкой, которой не стало 9 июня.

Автобиография Елены Фроловой

Я родилась в Ленинграде и до эвакуации жила на Невском — дом 88, квартира 98. Огромное коммунальное жилище. Коридор уходит в никуда. А в комнате уютно. Круглый стол, над ним лампа под абажуром. Абажур с кистью. Я хожу под столом, держась за его толстую ножку, высовываю руку из-под скатерти и стараюсь задеть маму, или папу, или кого-то из пришедших родственников, чтобы произнести неизвестно откуда пришедшую ко мне фразу: «Я нечаянно, прости, не встречая на пути». Не думаю, что в этом какой-то символ, свидетельство того, что большую часть жизни я проведу «среди стихов», но первые отчетливо запомнившиеся мои слова, действительно, были в рифму.

Мой папа — Симонович Александр Михайлович, экономист. Работал на крупных заводах. Смолоду чем-то там руководил. Мама — Симонович Ольга Григорьевна была съездовой стенографисткой, работу свою любила, но с моим рождением стала меньше тратить на неё времени. А тут война, потом Львов, где нужно было знать и украинский язык, так что свою профессию она постепенно утратила.

Эвакуация. Новосибирск. Соцгород при авиазаводе, где работает мой отец. Одинаковые двухэтажные дома. За оврагом небольшие избы. Там живут местные, а в этих одинаковых — эвакуированные. И снег. Кажется, что им земля покрыта всегда. Длинные, холодные зимы.

Читать я стала в пять лет — сразу много и быстро. Лет в семь знала наизусть большие куски «Евгения Онегина». Его невзлюбила, не могла простить Таню. По моей просьбе мама нарисовала мне Татьяну Ларину в малиновом берете, а Онегина на коленях. И я становилась в торжественную позу, брала в руки две эти бумажки и: «Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была».

Лет семи стала писать стишата. Читала их куклам и подружкам в классе. Когда кончилась война, в большом зале нашей школы был митинг. Народу — масса. Наша учительница протолкалась к моей маме: — У Леночки нет ли какого-нибудь стиха, ну хоть как-то подходящего? — Есть — «После войны». Меня вывели на сцену. Косы торчат в разные стороны, от волнения вытерла ладонью пот над губой. — Что ты, девочка? — ко мне наклонилась наша любимая директриса. — Я написала стихотворение — Ну, прочти.