Гордый наш язык - [38]
Существует расхожее мнение: чем больше информации, тем меньше нужды в эмоциях, образах и представлениях; чистая мысль лишена эмоций, а чистая мысль сильнее. Значит, поклоняясь «чистому термину» - двойнику отвлеченного понятия, мы лишаем себя и красоты, и новых открытий в слове. Открытий, связанных с «оживлением» образа в слове.
Припомним недавний пример - из рассказа Валентина Распутина «Век живи - век люби»: «Саню буквально поразило это слово, когда он всмотрелся в него. Не вчитался, не вдумался, там и вдумываться особенно не во что, а именно всмотрелся и увидел. Самостоятельность - самому стоять на ногах в жизни, без подпорок и подсказок - вот что это значит». Самостоятельность - это позиция.
Информация... Теперь философы говорят, что оценивает полученную информацию человек не по отельным словам-понятиям, а целиком, мгновенно >с*ватывая общий образ - смысл сообщения. Вот если пробить эту информацию на куски, тогда, конечно, по->Нятие выплывает на первый план. Оценить же, и оценить правильно, полученную информацию без чувства родного языка никто не сможет. Масштаб исчезает; традиции нет...
Однако, скажут любители терминов, точный тер. мин иностранного языка покоряет науку... Странно слышать. Ведь во всяком научном термине скрывается все тот же образ, народное представление о корне слова, бережно пронесенное через века. Какую из наук вы считаете «самой-самой» точной и «научной»? Математику? Физику? Вот теория атомного ядра... Атом - это а-томос, по-гречески - неделимый. Образ старинный, но термин остался, хотя сегодня все уже знают, что атом - делим.
В последнее время в русский язык внедрено много английских слов, которые стали терминами, например, компьютерными; для англичанина они несут простой смысл, и он понимает, скажем, windows именно как окна, тогда как для нас уиндоуз - только название известнейшей компьютерной системы.
Почему бы и нам не говорить научно, но на родном языке? Ну как тут не вспомнить слова Д. И. Писарева: «Вы должны писать по-русски, тогда бы я вас знал и мне было бы приятно, а русское общество получило бы от вас назидание и пользу. Смотрите же, родимые специалисты, непременно пишите по-русски!»
Растворение научного термина в бытовом разговоре - это одно, но не все столь невинно в иностранном слове, попадающем прямо в обиходную речь. За таким словом нет никакого понятия о реальном, жизнеспособности образа тоже нет, нет и выстраданного народом представления о нравственной ценности тех явлений, о которых заходит речь.
В пустой погремушке непривычных слов слышИ^ ся нечто, что искажает перспективу взгляда на мир -рождаются тяжелые волны звуков, в которых мелодии нет - только ритм, нет и мысли - а только пустые сло-ва: рок, брейк, шейк, панк, хип, бит, карт... Один только слог в связке корявых согласных, намеренно раздирающих русские звуки. Нормальному сознанию напоминают они какие-то «расквашенные» глаголы: прыг, трах, бряк, дёрг, дрыг, шмяк... И колдовство оборачивается механически скованным движением, начатым и незавершенным. Словом - сказанным, но непонятым. Мгновенная вспышка ярости - и пустые глаза...
Если за словом нет коллективного дела - важного дела, - слово мертво. Изначально.
Логика в слове
Язык сделался тем, чем он должен быть, именно - средством для передачи мысли. Форма подчинилась содержанию.
Д. И. Писарев
«Толстой знал, что социальная революция не наверное произойдет, а наверняка произойдет», - заметил Виктор Шкловский.
Таким уточнением завершилась история слова наверное (еще раньше - наверно): суффикс выразительно подчеркнул обязательность того, что неизбежно произойдет: наверняка.
Еще Пушкин и наверно, и наверное употреблял в общем значении наверняка, несомненно: «Знаю наверное, что Дубровский пятью годами старше моей Маши». В современном же употреблении они имеют как бы прямо противоположное значение - кажется, по-видимому, вероятно, стали вводными словами, которые на письме выделяются запятыми: «он, наверно, не знал», «он, наверное, не знал».
В промежуток времени, прошедший после Пушкина, долго это были как бы совершенно разные слова. Наречие употреблялось в старом значении несомненно, наверняка, а вводное слово наверное использовалось с оттенком сомнения. Отсюда частая игра слов -ведь корень у слов общий. В добролюбовском «Свистке» (1860) о петербургской погоде: «Сверху льется та-
кой холодный дождь, что так и думаешь: он наверное либо был, либо будет снегом». Здесь и утверждение, и сомнение вместе.
Полная форма наверное меньше похожа на наречие и потому скорее утратила значение уверенности, тогда как наверно сохраняло его (многими осознается еще и сегодня). «- Мне говорили... наверное, впрочем, не знаю. - О, наверно! Мне вчера Дубасов говорил» (Ф. Достоевский). Наверно выражает здесь полную уверенность.
Сегодня нет уже никакой разницы между наверно и наверное, обе формы выражают отношение неуверенности в том, о чем речь, но все же второе из них более однозначно передает подобную неуверенность. Лучше написать: «Он, наверное, опоздает».
Однако в наши дни писатель Б. Тимофеев отмечал, что
В книге рассказано об истории русского языка: о судьбах отдельных слов и выражений, о развитии системы частей речи, синтаксической структуры предложения, звукового строя.
В четырех разделах книги (Язык – Ментальность – Культура – Ситуация) автор делится своими впечатлениями о нынешнем состоянии всех трех составляющих цивилизационного пространства, в границах которого протекает жизнь россиянина. На многих примерах показано направление в развитии литературного языка, традиционной русской духовности и русской культуры, которые пока еще не поддаются воздействию со стороны чужеродных влияний, несмотря на горячее желание многих разрушить и обесценить их. Книга предназначена для широкого круга читателей, которых волнует судьба родного слова.
Книга представляет собой фундаментальное исследование русской ментальности в категориях языка. В ней показаны глубинные изменения языка как выражения чувства, мысли и воли русского человека; исследованы различные аспекты русской ментальности (в заключительных главах — в сравнении с ментальностью английской, немецкой, французской и др.), основанные на основе русских классических текстов (в том числе философского содержания).В. В. Колесов — профессор, доктор филологических наук, четверть века проработавший заведующим кафедрой русского языка Санкт-Петербургского государственного университета, автор многих фундаментальных работ (среди последних пятитомник «Древняя Русь: наследие в слове»; «Философия русского слова», «Язык и ментальность» и другие).Выход книги приурочен к 2007 году, который объявлен Годом русского языка.
В четвертой книге серии «Древняя Русь» автор показывает последовательное мужание мысли в русском слове — в единстве чувства и воли. Становление древнерусской ментальности показано через основные категории знания и сознания в постоянном совершенствовании форм познания. Концы и начала, причины и цели, пространство и время, качество и количество и другие рассмотрены на обширном древнерусском материале с целью «изнутри» протекавших событий показать тот тяжкий путь, которым прошли наши предки к становлению современной ментальности в ее познавательных аспектах.
Шестнадцатый выпуск из научной серии «Концептуальные исследования» представляет собой учебное пособие, разработанное по курсам для магистрантов «Языковые основы русской ментальности» и «Русский язык в концептуальном осмыслении». В его состав входят: теоретические главы, вопросы для обсуждения, темы рефератов, практические задания, списки литературы по темам. Пособие предназначено для магистрантов филологических факультетов вузов, обучающихся по направлению 031000.68 «Филология», а также для студентов, аспирантов, преподавателей.
В популярной форме через историю древнерусских слов, отражавших литературные и исторические образы, бытовые понятия, автор излагает представления восточных славян эпохи Древней Руси (X—XIV вв.) в их развитии: об окружающем мире и человеке, о семье и племени, о власти и законе, о жизни и свободе, о доме и земле. Семантическое движение социальных и этических терминов прослеживается от понятий первобытно-общинного строя (этимологические реконструкции) до времени сложения первых феодальных государств в обстановке столкновения языческой и христианской культур.
Назовите самые популярные переводные детские книги. Не сомневаемся, что в ваш список попадут повести о муми-троллях Туве Янссон, «Алиса в Стране чудес» Кэрролла, «Хроники Нарнии» Льюиса, эпопея «Властелин колец» Толкина, романы Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере. Именно о них – ваших любимых (или нелюбимых) книгах – и пойдет речь в этом сборнике. Их читают не по программе, а для души. Поэтому рассуждать о них будет самый известный литературный критик, поэт и писатель, популяризатор литературы Дмитрий Быков. Его яркие, эмоциональные и невероятно интересные выступления в лектории «Прямая речь» давно привлекают школьников и родителей.
В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.
Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Цензоры за работой» – это увлекательное исследование того, как в разных обстоятельствах и в разные времена работает цензура. В центре внимания автора три далеких друг от друга сюжета – роялистская Франция XVIII века, колониальная Индия XIX века и Восточная Германия на рубеже 1980–1990-х годов. Автор на многочисленных примерах прослеживает, как именно работала цензура, что сами цензоры думали о своей работе и каким образом они взаимодействовали с книжным рынком, в том числе и «черным».
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.
В коллективной монографии представлены избранные материалы московского конгресса к 100-летию русского формализма (август 2013 года; РГГУ – НИУ ВШЭ). В середине 1910-х годов формалисты создали новую исследовательскую парадигму, тем или иным отношением к которой (от притяжения до отталкивания) определяется развитие современных гуманитарных наук. Книга состоит из нескольких разделов, охватывающих основные темы конгресса, в котором приняли участие десятки ученых из разных стран мира: актуальность формалистических теорий; интеллектуальный и культурный контекст русского формализма; взаимоотношения формалистов с предшественниками и современниками; русский формализм и наследие Андрея Белого; формализм в науке о литературе, искусствоведении, фольклористике.
Великое искусство человеческого бытия в том и состоит, что человек делает себя сам. Время обязывает, но есть еще и долги фамильные. Продление рода не подарок, а искусство и чувство долга. Не бойтесь уходить из жизни. Она продолжается. Ее имя – память. Поколение сменяется поколением. Есть генетика, есть и генезис. Если мы, наследующие предков наших, не сделаем шаг вперед, то, значит, мы отстаем от времени. Значит, мы задолжали предкам. Остается надежда, что наши потомки окажутся мудрее и захотят (смогут) отдать долги, накопленные нами.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.