Гордые и свободные - [5]

– Нет. Просто… Просто я не думала, что чероки имеют рабов.

– А как же еще мы стали бы сеять и убирать урожай?

– Наймите их и платите достойное жалованье за работу. Рабство – позорный пережиток. Его следует запретить. Цветные – такие же человеческие существа; их нельзя покупать и продавать, как скот.

– Вы с Севера, – небрежно отмахнулась Темпл. – Вы ничего не знаете о наших черных, иначе бы не стали высказывать свое мнение.

Элайза открыла было рот, приготовившись защищаться, но тут до нее дошел смысл предыдущих слов Темпл.

– Вы сказали, что это ваши негры. Так, значит, мы находимся уже в ваших владениях?

– Да.

Элайза вытянула шею, пытаясь разглядеть конечный пункт своего путешествия. Сквозь густые ветви деревьев она увидела несколько построек из грубо отесанных бревен – настоящие лачуги.

Экипаж миновал эти строения и по дороге, пролегающей в тени каштановых деревьев, въехал на пологий холм. На его вершине стоял трехэтажный каменный дом с колоннами, верандой и большим балконом. Лужайку перед домом, по которой разгуливали павлины, украшали цветочные кусты и выложенные из камня дорожки, расходящиеся от внушительного здания наподобие спиц в колесе.

– Что это?

Дом напоминал какую-нибудь роскошную официальную резиденцию.

– Это наш дом, – с гордостью ответила Темпл. – Добро пожаловать в Гордон-Глен, мисс Холл.

Элайза молчала, пораженная увиденным.

Через несколько минут, войдя вместе с Темпл в дом, девушка обнаружила, что внутреннее убранство ничуть не уступает внешнему облику дома. Красивая широкая лестница орехового дерева вела из просторной прихожей на второй этаж.

Дверь слева вела в гостиную. Деревянный пол здесь был покрыт узорчатым ковром в зелено-золотых тонах. Его расцветка гармонировала с зеленой бархатной обивкой дорогих диванов в античном стиле. Но главной примечательностью гостиной был гигантский резного мрамора камин, рядом с великолепием которого блекли и бронзовые люстры, и канделябры, и изысканная мебель.

С верхнего пролета лестницы донесся едва уловимый шепот. Из-за перил на Элайзу смотрели двое негритят.

Раздались шаги, и из дверей, ведущих в комнаты первого этажа, вышла женщина. Поверх льняного платья на ней был надет фартук, свои черные волосы она закрутила в большой узел на затылке. Черты лица женщины не оставляли сомнений в том, что в ее жилах течет индейская кровь.

– Здравствуйте, мисс Холл, – сказала она, увидев рядом с Темпл новую учительницу. Улыбка осветила лицо женщины, но запавшие глаза сохранили усталое выражение. Темпл познакомила гостью со своей матерью – Викторией Гордон.

– Рада познакомиться, миссис Гордон, – почтительно пробормотала Элайза, помня о своем зависимом положении в этом доме.

– Мы рады, что вы согласились приехать сюда, мисс Холл. – Виктория говорила по-английски с легкой запинкой, словно с трудом подбирая слова. Она вопросительно глядела на девушек. Брови ее озабоченно нахмурились.

– А разве Кипп не с вами?

– Кипп? – повторила Элайза.

– Мой старший сын, – пояснила Виктория. – Я сказала ему, что Темпл поехала за вами. От отправился вас встречать.

– Мы никого не видели.

Виктория согласно кивнула.

– Наверное, он устал ждать и теперь играет где-нибудь во дворе.

По тому, с какой любовью и терпением говорила Виктория, Элайза сразу поняла, что Кипп Гордон любимчик своей матери. Пейтон Флетчер говорил, что старшему сыну – двенадцать. Трудный возраст: уже не мальчик, еще не юноша. Возраст, когда совершенно необходима твердая рука.

На верхней площадке лестницы двенадцатилетняя Фиби отпрянула от перил и потянула за собой младшего брата Шадрача. Согнувшись, она обхватила колени руками и ухватилась за большие пальцы ног. В таком положении она смотрела сверху на незнакомую белую женщину, стоявшую внизу.

– Новая учительница? – прошептал Шадрач.

Фиби кивнула. Множество косичек с ленточками на ее голове пришли в движение.

– Она с Севера. Мастер Уилл посылал за ней.

– Мастер Кипп говорит, «говорящие листки» – колдовство.

– Мастер Кипп снова тебя дразнил. – Фиби не любила Киппа. Он вечно забивал голову Шадрача всякими небылицами и имел на него большое влияние. – Никакое это не колдовство. И вовсе это не «говорящие листки», а книги. Так их называют индейцы, потому что они тупые. А ты разве тупой?

– Нет.

Но вид у Шадрача при этих словах был не слишком уверенный. Он уткнулся подбородком в колени и снова стал смотреть на учительницу.

– Дьетерономи Джонс, который живет у мастера Стюарта, умеет читать и писать, совсем как белые. Он жутко умный.

Фиби раскачивалась из стороны в сторону и думала о молодом негре с соседней плантации. Она уже давно его не видела, но не могла забыть, какой он симпатичный. Улыбка у этого парня была такой широкой и веселой, что у Фиби от нее становилось тепло на сердце.

– Я тоже научусь читать и писать, – поклялся Шадрач.

Фиби не верила, что это возможно, но втайне она сама мечтала об этом. Фиби представляла, как это было бы чудесно. Она уже не была бы простой служанкой-черномазой. Умей она читать и писать, может, тогда Дье обратил бы на нее внимание.

– Фиби, это ты? – резко окликнула ее хозяйка.

Девочка быстро вскочила на ноги и встала так, чтобы загородить собой брата.