Гордость - [44]

Я выжидаю, смотрю, как он открывает пакеты, достает свою еду. Ест картошку фри так, будто это самая дорогая пища на свете. Замечает мой взгляд, подзывает движением руки.

Впервые за всю эту поездку я позволяю себе сесть спокойно, всмотреться в сине-оранжевое небо и теплый летний воздух. Рядом ни высоких зданий, ни сирен, ни громкой музыки, ни голосов – только умиротворяющий гул летящих машин вдалеке.

А еще рядом карие глаза Дария с густыми ресницами, и они устремлены на меня.

– Ну? – говорю я, вгрызаясь в курицу и картошку. Мне как-то все равно, что я жую свою пищу на глазах у этого парня, а он отказывается смотреть в сторону.

– Да ничего, – отвечает он, стараясь сдержать смешок.

– Ты себя обделил, взяв только картошку. Сам же знаешь, что этого тоже хочешь, – говорю я с набитым курятиной ртом.

– Спасибо, нет. Я просто… изумляюсь.

– Никогда раньше не видел, как девушка есть жареную курицу? – Я облизываю пальцы, отхлебываю лимонад.

– Нет. Так – не видел.

– Понятное дело. Кэрри наверняка ест жареную курицу ножом и вилкой. Нет, погоди. Она небось веганка.

– Ну вообще-то, по ее собственным словам, да.

– Еще бы.

– Чего ты к ней прицепилась? Ты на нее совсем не похожа, Зури.

После этого я на целую жаркую минуту теряю дар речи. Доедаю, запиваю, вытираю рот.

– Знаю, что не похожа. Очень стараюсь.

– Не просто не похожа. Ты, Зури, особенный человек. В смысле, ну честно. Я никогда не видел другой такой девушки.

Он произносит все это, глядя в пол, как будто репетирует или вроде того и не может сказать заранее, какая будет реакция.

Что ему ответить, я не знаю, хотя все тело покалывает, будто по нему сахаринки перекатываются – так говорит Мадрина. Я встаю, вытираю салфеткой рот и ладони, выбрасываю объедки в ближайшую урну и иду обратно к машине.

– Поехали, что ли. А то темнеет.

Уже у самой машины я снова понимаю, что он за мной не идет. Оборачиваюсь и вижу, что он стоит в паре метров и разглядывает меня.

– Так. Чего-то ты меня пугаешь. Учти: мой отец знает, что я с тобой, знает, где живут твои родители, и у него есть мачете.

Он улыбается, как при мне не улыбался еще никогда. А я только трясу головой и жду, когда он откроет двери машины своим дистанционным брелком. Но вместо этого он приближается ко мне. Я не отстраняюсь. Стою и жду, а он все ближе и ближе, я и моргнуть не успела – а мы уже стоим лицом к лицу. Я все равно не отстраняюсь. Он медленно подается вперед, тяжело дыша, смотрит мне в глаза, касается губами моих губ. Приостанавливается, будто чтобы убедиться, что я не против, и тут я довершаю то, что он начал. Падаю в его поцелуй, следя за тем, чтобы оставаться впереди, все контролировать, руки его обхватывают мою талию, он притягивает меня к себе. А я его к себе – еще ближе. У нас будто одно тело.

В этот миг мне самой не верится в происходящее. Этот поцелуй, эти прикосновения – мне бы и в голову не пришло, что это может случиться в реальности. Я же его ненавидела. Ненавидела в нем все. Но то, что сейчас, – не ненависть.

Наконец он отстраняется. Однако смотрит мне в глаза, приподнимает брови, будто спрашивая, не против ли я. Я слегка улыбаюсь. Прежде чем вернуться к машине, он целует меня в щеку. Открывает мне дверь, я молча сажусь. Протягиваю руку, чтобы открыть ему дверь. «Спасибо», – произносит он одними губами. И каждая секунда течет медленно, будто мед с ложки.

Мы едем в Нью-Йорк, желудок мой завязался в узел. Я включаю радио, чтобы заполнить тишину, заглушить свои взвихренные мысли. Дарий медленно протягивает руку через подлокотник, переплетает свои пальцы с моими. А я его не отпускаю, и все внутри превращается в мягкую липкую сладость.

Хокку

Я большой стакан

Лимонада, где сахар

Скопился на дне,

Он не подсластит

Верх. Жажду не утолят

Сладкое с кислым,

Свернувшись в клубок

Песенный в горле моем,

И ты мне поешь,

Покуда я пью

Лимонадное зелье.

Ты – настой любви.

Ты в жажду эту

Бросил меня. Губы сухи,

Горло хрипит. Мне

Снится буйство вод,

И одного хочу я:

Нырнуть в глубину,

В лимонад, и пусть

Кислая сладость смочит

Душу и губы.

Два тела рядом

В танце мешают сахар,

Поднимают вверх.

Как Ошун в желтом

Платье (гудит барабан).

Вся эта горечь

Сродни остротой

Пчелиной матке сердца.

Не брошу тебя.

– Жажда

Глава девятнадцатая

В теле моем что-то происходит. Но это же не любовь. Это был просто поцелуй.

Разве нет?

Я откидываюсь на спинку сиденья с ощущением свободы. Ситуация в руках Дария, и меня это больше не смущает. Мы приближаемся к Нью-Джерси, в машине гремит музыка, какой я никогда раньше не слышала. Дарий покачивает головой, иногда подпевает, несколько раз облизывает губы, часто на меня поглядывает. Я начинаю улыбаться. Губы разве что полумесяц, но улыбается и все мое тело.

Мы подъезжаем к пункту оплаты, очередь движется медленно. Дарий приглушает музыку, спрашивает, в порядке ли я.

Я киваю.

– Тебе лучше, чем раньше? – задает он второй вопрос.

– В каком смысле «лучше»? – уточняю я.

– Ну раньше все было плохо: моя бабушка, ее дом, я.

– Ты хочешь знать, лучше ли я теперь к тебе отношусь?

Он смеется.

– Туше, мисс Бенитес. Ну и как вы теперь ко мне относитесь?

Я тоже смеюсь.

– Гляжу, ты времени зря не тратишь.