Гордость - [28]

Клянусь всеми оришами Мадрины: если он обидел мою сестру… Я поворачиваюсь к обоим Дарси, первый порыв – подойти и сказать им все это в лицо. Только ведь они именно этого и ждут. Я чертыхаюсь про себя и иду за сестрой – сердце громко стучит в ушах.

Богатый красавчик

Эй, богатый красавчик, сколько на доллар? Одна мечта или боле?

Звезды и облака со мною придут за тебя поболеть на футболе.

Будут кричать: «Давай, забивай!» – ведь если победа достанется мне,

Им кажется, что и они не останутся в стороне.

И мама лезет в игру, вот только ей уже поздновато.

Она говорит: «Да ладно, на доллар-то много ли купишь, ребята?»

Но ты мне доллар продай, за мной останется три,

И все, что мы скопили в семье, – вот, забери.

Итак, у тебя мои три, на них ты мечты оплатил до последней.

Тебе открыты все двери, тебя никто не оставит в передней.

Ты выкупил всё: двери, комнаты, дом и даже пол у меня в квартире,

И чтобы просто на нем постоять, придется мне тебе доплатить четыре.

А мог бы – ты брал бы с меня и за то, чтобы дышать, чтобы мечтать

И даже чтобы любить, и даже с сердца – за право стучать.

Глава двенадцатая

Я набрала на коктейле всякой вкусной еды, завернула в салфетку и принесла на крышу. Дженайя сидит, скрестив ноги, на синем брезенте и смотрит в другую сторону, будто чтобы не вспоминать о доме на той стороне улицы. Тут я ее понимаю. Мы поворачиваемся лицом к бодеге Эрнандо и там на углу видим парней, занятых тем, чем обычно.

От того, что они там, как-то легче. Не припомню, чтобы под дверью у Эрнандо не сидели мужчины, молодые или старые. Некоторые из местных считают: негоже им там сидеть и тратить попусту время. А мне кажется, что на самом деле это такие хранители нашего квартала, нашего района, стражи ворот. Знают, кто приходит и кто уходит; знают в лицо каждого, кто проходит мимо.

А парням Дарси – пусть они и живут в этом огромном богатеньком доме на углу – все равно наплевать, что происходит в нашем квартале, а уж в районе и тем более. Наприглашали чужаков, чтобы похвастаться своим домом, и теперь рассуждают, насколько они лучше тех, кто живет в этом районе уже давно.

– Терпеть их не могу, – произношу я вслух.

Дженайя глубоко, шумно вздыхает.

– Ты была права, – говорит она.

– Мне очень жаль, – откликаюсь я.

– Мне тоже.

Нас связывает длинная нитка молчания. Я знаю, о чем она думает. Проигрывает в голове все, что связано с Эйнсли, – не только его последние слова, но и другие эпизоды: что она чувствовала, как он к ней прикасался, как целовал ее. Не могу не спросить.

– Так вы с ним…

– Нет, – останавливает она меня. – Зи, он повел себя как положено джентльмену. Я думала, он правда мной заинтересовался. О чем мы только не говорили. И много смеялись. Он совсем не такой, как другие здешние парни.

– Ха! Понятное дело.

– И он очень, очень хорошо ко мне относился.

– «Хорошо» – это вообще ни о чем, Най. Лучше не хорошо, а по-настоящему.

– Он даже порвал со мной как-то по-хорошему.

– Порвал? А как именно он с тобой порвал?

Я разворачиваю салфетку, достаю фрикадельки, наколотые на зубочистки, протягиваю одну Дженайе.

– Сказал: «Я сейчас не готов к серьезным отношениям». Мол, не хочет мне мешать встречаться с другими.

– Так и сказал? – уточняю я, прежде чем отправить фрикадельку в рот.

– Да. Можно подумать, я захочу встречаться с другими.

Я бросаю пустую зубочистку обратно в контейнер, выхватываю другую у Дженайи, не дав отправить ее в рот. Встаю, подхожу к краю крыши, держа контейнер с фрикадельками в руке.

– Зури, ты что делаешь? – спрашивает Дженайя.

Я будто не слышу, достаю фрикадельки по одной и пытаюсь добросить до крыши Дарси. Они не долетают, но я делаю шаг назад, кидаю изо всех сил, одну за другой.

– Забирайте свои сраные вонючие мелкие фрикадельки! – ору я.

Оборачиваюсь и вижу, что Дженайя вытирает слезы.

– Ты плачешь?

– Нет, – говорит она, пытаясь сдержаться.

Я вздыхаю, ползу обратно, притягиваю ее к себе. Кладу ее голову к себе на колени, чтобы заплести волосы в косичку на боку. Ее это всегда успокаивает.

– Ты его в принципе-то не очень хорошо знаешь, Най.

– Я не о том, – всхлипывает она. Я поглаживаю ей кожу на голове, и тут все прорывается наружу. Дженайя у нас всегда была очень чувствительной. Если я бешусь, потому что папуля меня пристрожил, она может на меня наорать только за малейший намек, что я разочаровала нашего отца. – Понимаешь, Зи, он не как все. В колледже были у меня знакомые парни, ничего, нормальные. Но никто мной особо не интересовался. Знаешь, насколько у нас в колледже девчонок больше, чем парней? Намного. А абы с кем я встречаться не хотела. Только если настоящие отношения. А на первом курсе никому настоящие отношения не нужны. А тут, похоже, все пошло в эту сторону. И…

Она умолкает.

– Дженайя, да ты что? Серьезно? А как же учеба и найти хорошую работу сразу после выпуска? Как же мы? Мама с папулей? – спрашиваю я, доплетая ей косичку.

– Если мне кто-то понравился, это еще не значит, что я забуду про все остальное. Отношения у всех бывают, Зи.

– Да, но они же отвлекают. А если не сложится, еще и время зазря потратишь.

Она поднимает голову с моих колен, смотрит в упор.