Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских - [80]

Корабль с боевыми припасами оставался в гавани и не выходил в Синоп. Измаил-паша, который из каждого происшествия стремился извлечь выгоду для своего кармана, использовал последствия бури для того, чтобы снять с парусника еще 80 мундиров, парусину и соль, т. е. именно то, что было мне нужнее всего в начале экспедиции. Остальные предметы я получил только через два месяца. В каком состоянии – об этом я расскажу в следующей главе.

Измаил-паша потирал руки. Он истратил только 5000 талеров; следовательно, собранные, по его собственным словам, 6000 кисетов золота были едва затронуты. Он провел турок и, разыгрывая патриотического мусульманина, добился денег и почестей; он обманул абазов и использовал для личных целей их моральную поддержку, он провел нескольких англичан; но больше всего он обманул меня и поляков и воспользовался нами, как занавесью для своего мошенничества. И все это сумел сделать человек без всякого образования, не умеющий ни писать, ни читать, который почти всю свою жизнь был рабом или лакеем. Пусть европейский читатель, которого судьба приведет на Восток, хорошо запомнит эти строки, потому что нигде так часто не встречаются подобные личности, как на Востоке.

Глава тринадцатая

Морское путешествие. – Высадка в Туапсе на Кавказском берегу. – Первое впечатление от страны и народа. – Недружелюбный прием со стороны жителей. – Первоначальные трудности. – Прибытие Сефер-паши. – Партии в стране. – Я соединяюсь с Сефер-пашой и выступаю в поход в северную часть Абазии. – Марш через горы.

Когда мы утром 24-го покинули Босфор, буря еще не вполне улеглась, до Синопа стояла очень плохая погода. 25-го в 10 часов утра мы бросили якорь перед Синопом, чтобы взять уголь и некоторых пассажиров. Так как мои люди порядочно пострадали от морской болезни, я разрешил им провести несколько часов на берегу, приказав им на все вопросы о цели их путешествия отвечать, что они едут в Трапезунд.

Нашего парусника с амуницией и боевыми припасами, найти который в Синопе имели еще слабую надежду, мы, конечно, не увидели. В 5 часов вечера я приказал трубить сбор, чтобы созвать на борт рассеянных по городу солдат. Ни один из них не пропал, и они даже привели с собой еще нескольких волонтеров. Один поляк-портной, давно проживавший в Синопе, впал в такую боевую радость при известии, что его соотечественники будут биться с русскими, что бросил все и появился на борту корабля с предложением или выбросить его в море, или взять с собой. Я счел более удобным последнее.

В 7 часов вечера подняли мы якорь и направились теперь уже прямо к абазскому побережью. Буря улеглась, сильный норд-вест позволил нам поднять все паруса, и мы могли надеяться через 30 часов добраться до земли. Измаил-паша указал капитану местечко Вардане в Убыхии как место для высадки. Я отменил этот приказ, потому что ни в коем случае не хотел приехать к его превознесенным до небес друзьям, кроме того, у меня были еще другие серьезные причины, о которых будет сказано позже. Поэтому я назначил местом высадки Туапсе в Шапсугии. Если все начало путешествия благодаря буре и Измаилу было достаточно отвратительным, то плавание от Синопа до Туапсе было чудесным. В ночь с 26-го на 27-е мы могли уже заметить огни на абазском берегу. 27 февраля 1857 года в 6 часов утра мы спустили якорь в Туапсе. Разгрузка корабля шла быстро, потому что, как я уже говорил, у нас было очень мало припасов. В 10 часов утра пароход отплыл в Вардане для того, чтобы взять с собой князей Убыхии, как их называл Измаил-паша, и привезти в Туапсе. Они должны были до прибытия Измаила взять на себя заботы о содержании и продовольствии отряда.

Я забыл сказать, что Измаил навербовал в Константинополе еще множество людей под разными предлогами. Он был, как уже упомянуто, щедр на обещания и сулил каждому, кто хотел ему служить, золотые горы, это давало ему еще ту выгоду, что он мог показывать вид перед людьми, пожертвовавшими ему деньги, что он имел большие издержки. Но так как он все только обещал и не хотел дать людям, навербованным в Константинополе, даже самые незначительные и необходимые вещи, а только обнадеживал их, что в Абазии они все могут найти, то большая часть их осталась там до его предполагаемого отъезда. С ними поехали: венгерский офицер-ренегат, венгерский еврей, который тоже стал ренегатом, и один американский оружейный мастер, кроме того, три турецких артиллерийских унтер-офицера и два молодых человека из Константинопольской военной школы; пять последних были по рождению абазами, которым Измаил-паша обещал блестящую карьеру. Кроме того, мне был дан в качестве курьера один старый турок по имени Ахмет-Ага. Но больше всего мог нам послужить вначале один старый имам из Шапсугии по имени Хаджи Бороку, который немного говорил по-турецки и знал местных жителей. Не только ничего необходимого не было приготовлено к нашему приезду в стране, но жители даже не имели никакого представления о том, кто мы такие и что нам от них нужно. Туапсе был мне описан как маленький городок, но оказался пустынным местом на побережье. Русские построили на этом месте перед Восточной войной крепость, лежавшую теперь в развалинах. На берегу было возведено 16 домиков из камня, скудно покрытых соломой; только в трех из этих саклей мы встретили лазских купцов, у которых можно было найти холст, соль и столько продуктов, сколько было нужно этим семи или восьми людям на два дня. Во время нашей высадки мы увидели только нескольких абазов, которые боязливо и недоверчиво держались в отдалении с оружием наготове; только после многих и долгих воззваний нашего Хаджи они осмелились приблизиться. Перед обедом стало оживленней: с гор спустилось множество адыгов, они удивленно рассматривали нас своими сверкающими глазами. Так как русские много лет держали в крепости Туапсе гарнизон, с которым окружающие адыги находились в известном общении, то некоторые из этих людей немного понимали по-русски, и звуки польской речи их изумили. Мой Хаджи потратил много труда, чтобы растолковать им, что между поляками и русскими есть различие.