Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских - [117]

Во время моего пребывания наиб созвал народный совет абадзехов 21 февраля. Но, хотя зима была очень мягкая, собралась только половина абадзехских старшин, а также несколько человек из Убыхии. Наиб достиг по крайней мере того, что на речках Пшиш и Пшада снова были восстановлены мехкеме и набраны муртазики. Но на 26 апреля был назначен народный совет всего адыгского народа на Адагуме.

24 февраля я распрощался с Мохамед-Эмином и возвратился в Антхыр. Зима прошла без единого серьезного столкновения с русскими, совершенно спокойно сидевшими в своих крепостях. Из Константинополя я не имел известий, что приписывал бурной погоде на Черном море, но виной чему, в сущности, были различные слухи, которые Сефер-паша через своих друзей распространял в Стамбуле. Согласно им я был то взят в плен, то убит; говорили, что Сефер-паша приказал меня расстрелять, затем, что меня убили собственные солдаты, наконец, что меня погубил наиб. Некоторые газеты повторяли эти слухи, и этому не приходится удивляться. Но меня удивляют мои соотечественники в Константинополе, принимавшие все это за чистую монету. В то время как я с нетерпением ожидал известий и использовал зимнее время для постоянных объездов и попыток доказать абазам необходимость военной и политической организации страны, русские войска 13 апреля (по русскому стилю 1-го) перешли, как они это обыкновенно делают в начале каждого года, через реку Кубань. На Адагуме появился корпус из 16 батальонов и 12 сотен казаков и продвинулся 14-го на пять верст от крепости Адагум до устья речки Бакан, где разбил лагерь, поспешно его укрепил и приступил к возведению новой крепости. Это был последний смертельный удар натухайцам, сообщение которых с шапсугами теперь совершенно прервалось. 26 апреля на Адагуме собрались депутаты от всех племен адыгского народа. Начальники мехкеме Суджук, Псибепс, Шипс, Абин, Антхыр и Пшат привели свои контингенты в лагерь. Собралось больше 14 000 воинов. Но с этими силами и с моими шестью орудиями мы не могли серьезно атаковать ни неприятельский лагерь, ни крепости. Мы должны были поэтому удовлетвориться тем, что беспокоили частой канонадой неприятеля, работавшего на Бакане, и нападали на его обозы, что при небольшом расстоянии между крепостями и при сильных прикрытиях, сопровождавших обозы, было очень трудно. Однако нам удалось 30 апреля в 7 часов утра отбить у противника 11 телег с продуктами, 44 быка и 3 лошади и взять в плен 23 человека, не понеся даже незначительных потерь.

Народный совет продолжался до 10 мая. Решили сдать Натухай, который нельзя было отстоять; жители должны были переселиться в Шапсугию. Тем, которые предполагали остаться в своих домах, было разрешено заключить перемирие с русскими, но при условии, что они не будут сдавать свое оружие врагу и не обратят его против своих соплеменников, в противном случае им угрожает мщение всего адыгского народа.

В сущности, этот народный совет был очень печален. Жители Абадзехии повесили головы и видели, что их большей частью равнинную страну скоро постигнет такая же участь, как и Натухай; натухайцы были в отчаянии; убыхи были ко всему этому равнодушны, так как полагали, что в своих недоступных горах никогда не будут бояться врага; только рыцарские шапсуги не потеряли мужества и заявляли, что лучше всем погибнуть, чем входить в сношения с ненавистными русскими. Они гостеприимно открыли страну беженцам из Натухай, но сказали, что не потерпят действительного подчинения Натухая и будут рассматривать как врагов тех, кто сдаст оружие русским или будет связан с ними общими целями.

Большая часть жителей Натухая, свыше 2000 дворов, перешла в Шапсугию, два мехкеме были распущены, оба начальника мехкеме – Фарис-бей и Хаджи-Яхья вступили в мой отряд. Затем Фарис-бей взял себе мехкеме в Антхыре. Оставшиеся в Натухайской области жители начали мирные переговоры с русскими. Эти последние пошли с большой готовностью на все поставленные им условия, надеясь путем всевозможных уступок вызвать охоту к мирным переговорам и у шапсугов, но те поняли эту политику и не позволили себя ослепить.

Я оставил четыре орудия на Абине, а с двумя остальными двинулся в Абадзехию, чтобы там поддержать наиба. 12 июня удалось после больших усилий собрать представителей всей Абадзехии. Я заключил с ними и наибом договор, такой же, как раньше с шапсугами, и тотчас же после этого послал лейтенантов Штоха и Арановского в Константинополь. Я полагал, что там уже лежит приготовленное оружие и обмундирование, и отправил офицеров для того, чтобы получить и перевезти вещи, потому что написал моим соотечественникам, чтобы они ничего не доверяли чужим людям, так как из-за такой доверчивости я уже многого лишился.

В Абадзехии неприятель держался достаточно спокойно. Только из маленьких крепостей на Лабе и занятой четырьмя батальонами большей крепости на реке Шавготча небольшие русские отряды делали набеги на ближайшие равнины. В Абадзехии порядок был гораздо хуже, чем в наших мехкеме, и воинственный дух народа был значительно ниже чем у шапсугов. Магометанство наиба в этом отношении принесло очень плохие плоды. Большинство народа думало больше о мирных переговорах, чем о войне; уорки и другие русские агенты обрабатывали народ в этом направлении.