Горбун, или Маленький парижанин - [208]

Внезапно принцесса побледнела: взгляд ее упал на донью Крус. Цыганка вышла в кабинет, дверь в который находидась подле дивана.

— Вы откроете ему свои объятия, матушка? — переспросила Аврора.

Принцесса молчала, но сердце ее неистово билось. Аврора вырвалась у нее из рук.

— Вы не умеете лгать! — вскричала она. — Он мертв, вы считаете, что он мертв!

Принцесса опустилась в кресло, и прежде чем она успела ответить, из кабинета вышла донья Крус и преградила путь Авроре, которая бросилась было к двери. Донья Крус была в накидке и вуали.

— Ты доверяешь мне, сестричка? — спросила она. — У тебя есть отвага, но нет сил. Я сделаю за тебя все, что ты хотела сделать.

Затем, обратившись к принцессе Гонзаго, она добавила:

— Прошу вас, сударыня, велите запрягать.

— Ты куда, сестричка? — обмирая, спросила Аврора.

— Госпожа принцесса скажет мне, — твердо ответила цыганка, — куда надо ехать, чтобы его спасти.

6. ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ

Донья Крус стояла у дверей и ждала. Мать и дочь стояли друг напротив друга. Принцесса только что велела запрягать.

— Аврора, — проговорила она, — я не ожидала, что твоя подруга станет мне советовать. Она говорила за тебя, и я на нее не сержусь. Но что эта девушка возомнила? Что я стану продлевать сон твоего рассудка, чтобы помешать тебе действовать?

Донья Крус невольно подошла поближе.

— Вчера, — продолжала принцесса, — я была врагом этому человеку. И знаешь почему? Он отнял у меня дочь, и, кроме того, все говорило за то, что Невер погиб от его удара.

Аврора напряглась, но глаз не подняла. Она так побледнела, что мать шагнула вперед и поддержала ее. Аврора сказала:

— Продолжайте, сударыня, я слушаю, По вашему лицу видно, что вам удалось распознать клевету.

— Я прочитала твои записки, дочь моя, — ответила принцесса. — Это очень красноречивая оправдательная речь. Человек, сохранивший в такой чистоте девушку, которая двадцать лет жила у него под крышей, не может быть убийцей. Человек, возвративший мне дочь такою, о какой я не грезила даже в самых честолюбивых материнских мечтах, должен иметь незапятнанную совесть.

— Благодарю вас за него, матушка. А других доказательств у вас нет?

— У меня есть свидетельство одной достойной женщины и ее внука. Анри де Лагардер…

— Мой муж, матушка.

— Твой муж, дочь моя, — понизив голос, продолжала принцесса, — не нападал на Филиппа де Невера, а защищал его.

Аврора бросилась матери на шею и, отбросив всю свою холодность, стала покрывать ей лоб и щеки поцелуями.

— Это ты благодаришь меня за него, — печально улыбнувшись, заметила принцесса.

— Да нет же! — вскричала Аврора, поднося к губам руки матери. — Я рада, что мы снова вместе, дорогая матушка, ведь я тебя люблю и уверена, что ты его тоже полюбишь. Так что же ты сделала?

— У регента, — ответила принцесса, — есть письмо, в котором доказана невиновность Лагардера.

— Благодарю! Благодарю тебя! — воскликнула Аврора. — Но почему же его до сих пор здесь нет?

Принцесса знаком велела Флор подойти.

— Я прощаю тебя, крошка — целуя цыганку в лоб, проговорила она, — карета готова. Ты должна поехать и найти ответ на вопрос моей дочери. Ступай и возвращайся скорее, мы ждем.

Донья Крус выбежала из комнаты.

— Ну, дитя мое, — проговорила принцесса, подводя Аврору к дивану, — скажи: смирила ли я в себе гордыню знатной дамы, которую ты испытала на себе, еще не зная меня? Достаточно ли я покорна высоким повелениям мадемуазель де Невер?

— Матушка, вы так добры… — начала Аврора. Они уселись, и госпожа Гонзаго перебила дочь:

— Я люблю тебя, вот и все. Еще недавно я боялась за тебя, а теперь мне ничего не страшно: у меня есть верное средство.

— Какое средство? — с улыбкой спросила девушка. Принцесса несколько секунд молча смотрела на дочь, потом ответила:

— Любить его, чтобы ты любила меня. Аврора бросилась ей в объятья.

Между тем донья Крус, пройдя через гостиную Гонзаго, оказалась в передней, но тут до ее слуха донесся шум. На лестнице шел громкий спор. Кто-то, чей голос она, как ей показалось, узнала, распекал слуг и камеристок принцессы Гонзаго. Те, собравшись в батальон по ту сторону двери, обороняли вход в святая святых.

— Вы пьяны! — слышались голоса лакеев, а горничные визгливо кричали: — У вас все сапоги в штукатурке, а волосы в соломе! В хорошеньком же виде вы хотите появиться перед принцессой!

— Черт бы вас всех побрал, бездельники! — отвечал им осаждавший. — При чем тут штукатурка, солома и мой вид? Когда выходишь из места, где я был, к себе не приглядываешься!

— Вы, должно быть, из кабачка? — хором осведомились слуги.

— Или из арестантской? — вторили им лакеи. Донья Крус остановилась и стала прислушиваться.

— Вот наглое отродье! — не унимался голос. — Ступайте и доложите своей госпоже, что ее кузен, маркиз де Шаверни, требует, чтобы его приняли, и немедленно!

— Шаверни! — изумленно повторила донья Крус.

Слуги за дверью, похоже, начали совещаться. В конце концов они изволили признать маркиза де Шаверни, несмотря на его необычный наряд и выпачканные штукатуркой сапоги. Все знали, что господин де Шаверни — кузен Гонзаго.

Однако ожидание, по-видимому, показалось маркизу слишком долгим. Послышался шум борьбы, за которым последовал грохот, который издает человек, катящийся вниз по лестнице. Дверь распахнулась, и в ней показалась спина маленького маркиза, обтянутая роскошным кафтаном господина де Пероля.