Горбун, или Маленький парижанин - [206]

Принцесса Гонзаго говорила полушепотом, однако при имени Лагардера Аврора слегка вздрогнула.

— Она сейчас проснется, — заметила донья Крус.

Охваченная каким-то ужасом, принцесса поспешно поднялась на ноги. Увидев, что дочь ее вот-вот откроет глаза, она быстро попятилась.

— Не сразу! — изменившимся голосом взмолилась она. — Не говори ей сразу, что я здесь. Нужно ее подготовить.

Аврора подняла руки и потянулась всем телом, как это часто бывает при пробуждении. Затем она вдруг широко раскрыла глаза, оглядела комнату, и на лице ее появилось удивление.

— Ах, ты здесь, Флор? — воскликнула она. — Я помню. Значит, это мне не приснилось!

Аврора стиснула руками лоб.

— Но это не та комната, где мы были ночью, — продолжала она. — Неужто мне все приснилось? Я видела свою мать?

— Да, видела, — ответила донья Крус.

На глаза принцессы, стоявшей подле алтаря, навернулись слезы радости. Первая мысль дочери была о ней. О Лагардере девушка пока даже не вспомнила. Всей душой принцесса возблагодарила Господа.

— Но почему меня всю ломает? — спросила Аврора. — Каждое движение причиняет мне боль, дышать тяжело. Я вспоминаю, что в Мадриде, в монастыре, чувствовала себя точно так же, когда оправилась от серьезной болезни и лихорадка у меня прошла. В голове тогда была пустота, а на сердце какая-то тяжесть. Всякий раз, когда я принималась думать о чем-нибудь, перед глазами появлялись огненные круги, а голова, казалось, раскалывается.

— У тебя была горячка, — ответила донья Крус, — ты была очень больна.

Цыганка перевела взгляд на принцессу, словно желая ей сказать: «Теперь очередь за вами, не мешкайте же». Но принцесса, стиснув руки, робко и обожающе следила со своего места за дочерью.

— Не знаю, как лучше выразиться, — прошептала Аврора, — это словно какой-то груз, который гнетет мои мысли. Я как будто вот-вот приоткрою завесу мрака, охватившего мой бедный разум. Но у меня никак не выходит, никак! Девушка бессильно уронила голову на подушку.

— Матушка сердится на меня? — спросила она.

Едва Аврора произнесла это, как взгляд ее вспыхнул. Она почти поняла, что с нею происходит, но лишь на какое-то мгновение. Мысли ее опять затуманились, и огонь, зажегшийся было в ее прекрасных глазах, снова погас.

Услышав последние слова дочери, принцесса вздрогнула. Повелительным жестом она остановила донью Крус, которая хотела что-то сказать. И шагом, легким, как в то время, когда она, молодая мать, подходила к заплакавшему в колыбели младенцу, принцесса подбежала к дочери. Да, сдерживаться и далее было ей не по силам. Она сзади приподняла голову девушки и запечатлела долгий поцелуй у нее на лбу. Аврора улыбнулась. Только теперь можно было догадаться о необычном переломе, который произошел у нее в мыслях. Аврора казалась счастливой, но тем ежедневным спокойным и ясным счастьем, которое длится уже давно. Она поцеловала принцессу, словно ребенок, привыкший каждое утро возвращать материнский поцелуй.

— Матушка, — тихо проговорила она, — ты мне снилась и все время плакала в моем сне. А почему здесь Флор? — вдруг спросила она. — Флор же мне не мать. Но сколько всего может произойти за одну ночь!

Девушка продолжала бороться. Ее рассудок силился разодрать завесу. Но и на сей раз, утомившись от болезненного усилия, она сдалась.

— Я хочу видеть тебя, матушка, — сказала она. — Подойди, возьми меня на колени.

Принцесса, смеясь сквозь слезы, села на диван и обняла Аврору. Как высказать все, что она чувствовала? Есть ли в человеческом языке слова, которыми можно осудить и заклеймить преступление, рожденное на небесах — эгоизм материнского сердца? Наконец-то принцесса вновь обрела свое сокровище: дочь, слабая телом и рассудком, лежала у нее на коленях, это был ее бедный ребенок. Принцесса хорошо видела Флор, которая не могла сдержать слез, но сама она была счастлива и словно не в себе: она укачивала Аврору и, сама того не ведая, напевала какую-то бесконечно нежную мелодию. Аврора положила голову ей на грудь. Прелестное и вместе с тем душераздирающее зрелище.

Донья Крус отвела взгляд.

— Матушка, — проговорила Аврора, — мысли мои кружатся, и я никак не могу их собрать. Мне кажется, что это ты не позволяешь мне прояснить их. И я чувствую, что во мне есть что-то не мое. Должно быть, матушка, я стала подле вас другой.

— Ты в моем сердце, милое мое дитя, — отвечала принцесса с неописуемой мольбою в голосе, — и не думай больше ни о чем. Отдохни у меня на груди. Радуйся счастью, которое ты даришь мне.

— Сударыня, — прошептала ей на ухо донья Крус, — пробуждение будет слишком ужасным!

Принцесса раздраженно отмахнулась от нее. Она хотела забыться в этом всепоглощающем чувстве, которое тем не менее ранило ей душу. Так зачем же напоминать, что все это лишь сон!

— Матушка, — снова начала Аврора, — если ты будешь со мною говорить, я чувствую, пелена спадет с моих глаз. Ах, если бы ты знала, как я страдаю!

— Ты страдаешь! — повторила принцесса Гонзаго, страстно прижимая дочь к своей груди.

— Да, очень. Мне страшно, матушка, невероятно страшно, и я не знаю, не знаю…

В голосе девушки звучали слезы, ее прелестные руки закрыли лицо. Принцесса почувствовала, как вздрогнуло что-то в груди у Авроры, которую она прижимала к своей.