Горбатые мили - [103]

Шрифт
Интервал

Пока что Назар ничего не предлагал. Собирался с мыслями, ощущая и внутри себя, и на предплечьях одеревенелость, как что-то безусловно лишнее и уже давно нестерпимое. Раздумчиво, с беспокойством оглядел всех: «Мд-а. Такая нагрузка легла моим на нервы!»

Зельцерова, Варламова Спиридона и боцмана в тех позах, в каких были застигнуты, понесло, потащило. Вынудило подать находке руки.

Николай бросился с юта, да угодил на осьминога…

Никто не допытывался, сколько пролежала на дне эта торпеда.

«У нее изоржавел детонатор, если железный», — утверждающе подумал Назар.

Что-то скрежетнуло. Или торпеда наехала на осьминога во второй раз?

Ершилов наклонился, весь превратился в слух.

Японский траулер находился пока что далеко. Весь с мачтой входил под нависающий тралмейстерский мостик «Тафуина». Поднялся выше и опустился вместе с океаном.

«Сейчас все мы охарактеризуемся как нельзя лучше! Скопом! Какими стали за семь месяцев-то?.. Ни Зельцерова, ни Ершилова за страх не осужу. Люди ж! — вступил в разговор с собой Назар, уже не помышляя заняться своей штатной писаниной. — Еще вдобавок уилливо все сильней рвет из-под ног. Не даст затянуться тому, что о-очень близко».

Внутри сопок загудело, как в колоколах разной величины…

— Нам-то еще ничего. Как-нибудь… А французы заловили американскую атомную подлодку. Всю целиком. С комплектом «Поларисов»! — словно в беспамятстве обрадовался рулевой Николай.

В центре роговицы обезноженного моллюска торпеда провернулась на чем-то скользком, как маховик. Назар погнался за ней и не успел.

«Спасибо тебе, бородач! Твоя полубайка пришлась очень кстати. А я вот что сделаю… Будто торпеда никому ничем не угрожает. Одумаемся, тогда что-нибудь предпримем».

Он присматривал за старшим механиком Ершиловым, за Зельцеровым: «Смелей!»

— Клеймо! — оповестил рулевой Николай шепотом. — А чье — не разберу. Всякая животина налипла, слизь. Ай!.. — сколупнул верхний край грязного кальциевого панциря. — У кого с собой что-нибудь режущее?

На Димино плечо взмыл японский траулер. Полез выше…

— Почи-сть хошь? — матрос-пекарь одобрил Димино ковыряние.

В расщелину между матросом-пекарем и машинистом выглянул Зельцеров — худой, остриженный наголо. Назар больше не выделялся своей прической, как было.

— Обратите на японцев!.. — Зельцеров призвал от всего воздержаться: от беготни, от выкриков.

Японский траулер сбавил ход, как перед подъемом трала. А может, из-за чего-то еще.

Он отличался от «Тафуина» тем, что у него ходовая рубка размещалась выше, из-за чего промысловая оказалась лишней, из одной японские штурманы обозревали все вокруг — до конца удлиненной промысловой палубы с одной большой аркой для опоражнивания капроновой снасти. Матросы на нем ждали: русские подкинут хлеба. Уже приготовили отдарки — нейлоновые цветные платки. Молодые прикладывали пальцы к губам — посылали русским женщинам воздушные поцелуи.

«Вот оно!.. Эт-то уже настоящее, никуда не попрешь. Близко японцы! Засвидетельствуют. Так ведь? Уилливо к тому же… Скоро начнет переворачивать океан. Осложнит все. Тогда как мы?..»

— Что нам следует? — сказал Назар, стараясь мыслить ясно, ничего не упуская, никаких деталей-подробностей.

— Сбросим ее!.. Покуда японцы не расчухали!.. Гамузом скатим по-быстрому, и, как говорится, концы в воду. Спиридон, чья сейчас вахта? Твоя, кажется? — вздернуто взбудораженный Зельцеров полуобнял себя, ладони засунул под мышки.

То же самое взялся выяснить второй штурман Лето: кому можно приказать?

Длинный, как поднятый трал, Варламов Спиридон не сказал им ни «да», ни «нет». Ушел к первому помощнику.

— Я тебе припомню! — озлясь, Зельцеров уперся в верхний край торпеды. Позвал боцмана. — Прикладывай свои руки! Нечего!..

Над ют-компанией уронила взвизг маевка, над скопищем людей в конце кормы. Палубу пронизывало растекающееся гудение. Все как бы шло своим чередом.

— Пуп у него развяжется? — как вправду встревожился Бавин за Зельцерова.

Игнатич считался с присутствием Назара. Зашел за него.

— Ты в молчанку играешь?.. — не спросил — потребовал действовать.

Все собрались скобой возле торпеды, обернулись на звуки шагов позади себя.

Кузьма Никодимыч только вылез из прачечной. Шел впригиб. Вытер руки, заругался:

— Б-б-бм… Больно вы. Японцы вам ничего? Не в счет, что ли? Заловят н-нашу гостью, а что потом? Тоже так же?..

К первому помощнику боком перебрались Бичнев, рулевой Николай. Они искали заветрие — так подумал Зельцеров.

— Что же, гуманничаем? А японцы-то все те же. Мирного договора с нами не хотят. Его им не надо без Курил и пол-Сахалина. Торгуют тоже так… Не все у них купишь. К примеру, поисковую электронику… Верно же, Назар Глебович? Скажите! К вам прислушаются! — выкрикнул Зельцеров.

Длинный, костистый Назар вынул из кармана белые нитяные перчатки, натянул их и энергично раздвинул пальцы. Насмешливо, изучающе взглянул на торпеду.

Перед ним валялась мерзлая камбала. Там же уилливо гонял тонкую, легкую, шуршащую камбальную мелочь, как побитую морозом багрово-зеленую листву. Топнул левой ногой, правой — на чистой палубе его следы оказались выделенными той окуневой чешуей, что осыпалась с сапог. Как будто прозрел. «Настоящее — видно. А какое у нас будущее? Оно вроде все еще за пеленой».


Рекомендуем почитать
Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.


Оглянись на будущее

Повесть посвящена жизни большого завода и его коллектива. Описываемые события относятся к началу шестидесятых годов. Главный герой книги — самый молодой из династии потомственных рабочих Стрельцовых — Иван, человек, бесконечно преданный своему делу.


Светлое пятнышко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из рода Караевых

В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.


Среди хищников

По антверпенскому зоопарку шли три юные красавицы, оформленные по высшим голливудским канонам. И странная тревога, словно рябь, предваряющая бурю, прокатилась по зоопарку…


Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.