Горбатые мили - [101]

От матовых крышек льдистые камбальные слитки отставали сами. Зато в противни они прямо-таки впивались, их приходилось выбивать, и сила тут ничего не решала. Прежде следовало присмотреться, кое-что выявить.

Раздетую со всех сторон начинку выбивальщик спускал в купель, чтобы она потом в холодном трюме покрылась ледяной корочкой. Он же, весь в поту, как в каплях расплавленного стекающего серебра, хватал ее, смоченную, поднимал повыше и бросал в разъятый картонный ящик, вправлял на нем крышку и посылал в путешествие по внешнему транспортеру, протянутому повдоль борта коридора жилого отсека рядовых.

На движущемся прорезиненном полотне, в самом конце, перед элеватором, заполненные ящики попадали к замыкающим всю технологию. Они, двое, поворачивали их, с машинкой в руках пеленали проволокой, стягивали покрепче, а потом, будто между прочим, локтем или боком — как представлялось удобней — подталкивали, давали им упасть на железные, уходящие в трюм гребни. Так овеществлялись усилия Находкинской базы тралового флота, всех ее подразделений под неброским фирменным знаком Приморрыбпрома. Штабелями обработанной рыбы обернулось и мастерство штурманов «Тафуина», и трудолюбие производственников-добытчиков, и старание коллектива рыбной фабрики. Всех объединил плановый, подготовленный общественными организациями общий благой порыв.

Назару тоже не терпелось наработаться, ответственному перед Зубакиным преимущественно за человеческую эффективность. Забил рыбой тележку, перебежал к выбивальщику…

Из трюма, загруженного готовой продукцией, как будто прозвучал хорал. Назар, чтобы не прислушиваться больше («Не может быть! Это мне почудилось!»), заверил себя: «Все там лежит-полеживает молча, под брезентом. Температурка ниже восемнадцати. От рефрижераторщиков зависит. Не поднялась бы до перегруза».

На душе его было легко. Стиснул бы всех ласково, прижал бы к груди!..

Вблизи Назара неутомимый Никанов подтаскивал к укладчикам порожние противни и крышки, швырял в шнек утилизационного цеха все, что не было камбалой, не делая исключения для мясистых крабов. Присматривал за общественными контролерами, а особенно за избранным взамен Ершилова Кузьмой Никодимычем, чтобы предотвратить возможные замечания береговых санитарных и прочих инспекций, проверяющих, что и в каком виде поступает с океана в торговую сеть.

Назар тотчас решил, что пора ему переключиться с Плюхина на Ершилова, освободить его от Зельцерова. Задержал взгляд на обработчиках — как они сгибались, отыскивали то, без чего не могли обойтись, поднимали, передвигали, откручивали, переворачивали, закрывали, поправляли, включали подсобную механизацию, вникали в тайны вселенной, а также политики.

Лето доказывал, что для женщин в жизни все гораздо лучше, для них много скидок, не как для мужчин, дают волю злости — почти бессознательно мстят за отвергнутый матриархат.

А один из девятых валов, разбросив свои выпуклые, буро-зеленые крылья, уже сдавал назад, своей тыльной стороной уходил под тот, какой следовал за ним, чтобы упереться и взыграть, взлететь вверх, выполнить то, для чего предназначался, не считаясь с тем, что кого-то на «Тафуине» не станет или скрутит горе.

7

Кончилась Венкина вахта.

Ничто его не прельщало: ни завтрак из жаренных самим коком акульих плавников, ни кружка чая с увесистым ломтем по-деревенски испеченного хлеба. Не соблазняло прогуляться по верхнему капитанскому мостику, ощутить, как там пустынно и свежо и столько заграничного солнца — за полчаса хватило бы на кофейно-оливковый колониальный загар.

Игнатич ходил у измерительных щитов: старался вызнать про все капризы морозильной техники, чтобы не оказаться, повторись они, застигнутым врасплох, не растеряться — не потерять потом время зря.

Итак, работа как некий созидательный фактор ставила Венку в особые условия. Быть всегда на изготовке, никогда ничего не делать сгоряча, наобум — всегда держать себя в нормальном состоянии.

Когда Венка распрощался с Игнатичем, взялся за поручни почти отвесного трапа и обвел его взглядом весь снизу доверху, Назар устроил себе перекур — стянул фартук, чтобы не путаться в нем, и выбрался к добытчикам. На траулере все главные пути наверх-вниз.

8

Тот особый вал, с прогибами, чем-то искривленный, истинно палаческий, закипел весь, потом сделался серо-стальным. Чуть приподнялся, и все вокруг него, что взвивалось над бездной как попало, разрозненно, с междоусобицами, тотчас же слилось с ним в единое целое, глубоко и зловеще залегло за кормой «Тафуина». На корме за фальшбортом Назару ничто не угрожало. Тем не менее ему захотелось перейти куда-нибудь: «Сейчас хлестанет!..»

Возле слипа, под согнутыми в поясницах палубниками, бестолково искал укрытие, кидался уползти и сворачивался в ком здоровеннейший осьминог. С ножами в руках Варламов Спиридон и Бичнев растягивали у него щупальца, перевертывали их присосками вверх. А Бавин изучал его расширенные, немигающие, почти осмысленно-человечьи глаза, отраженные в них чьи-то волосато корявые руки и лисий подбородок Димы, а также верхний конец грузовой лебедки, часть бизань-мачты, подклеенное под нее кучевое облачко.