Гора Мборгали - [17]

Спасибо тебе, дядя, и вам огромное спасибо, товарищи чекисты...

Ну и подъем! Неужели я шел так быстро, что и до Ключей рукой подать? Русло вдруг сузилось, может, я пошел по какому-нибудь притоку? Хотя и река была так себе, средненькая. И этот подъем что-то сомнительный. Не мог же я так быстро добраться до гористой местности. Очень может быть, что у меня неверное описание ущелья и реки... Нужно определить местоположение".

На сей раз сугроб, который выбрал Гора, был большой, и логовище вышло на славу. Влез, какое-то время посидел, поразмышлял. Даже чуточку согрелся. Снял маску, очки и взялся за дело. Стрелка компаса металась как безумная. Гора вылез из логовища, поднял глаза на небо. В паузах между порывами ветра мелькал усеянный звездами небосвод, но паузы эти были так ничтожны, что рассмотреть, а уж тем более воспользоваться секстантом не удавалось. Вернувшись в убежище, Гора задумался.

"Что с того, если я не определю, где нахожусь? Русло вьется, как змея, то на юг гонит, то на запад... От компаса проку мало, что есть он, что нет... Может, я вообще на север иду?! Эх, один и хлеба не съешь... Ты всю жизнь один. Тоже мне, новость!.. То есть как один?! Разве я когда-нибудь был обделен любовью, признанием и уважением?.. Это другое. Послушай. Как бывает в семье между супругами? Кто-то пассивен, кто-то активен. Первенствует активный, взваливает все дела на себя, и со временем остальные члены семьи привыкают к мысли, что так и должно быть. Активному все дается, для него нет непреодолимых препятствий, и трудностей он никаких не испытывает! Активному только и остается, что тянуть лямку - это его завоевание. Но разве твои близкие и друзья, поделись ты с ними своими трудностями, не поддержали бы тебя?! Другое дело - мне не хотелось ронять себя в глазах близких, как-никак "всему голова". Ты прав, не хотелось!.. Ты одинок? Нет! О тебе и в эту минуту думают, беспокоятся, готовы помочь, но ты сам обычно выбираешь позицию, когда помощь тебе либо не нужна, либо помочь невозможно. Гора, ты ли не любишь одиночество?.. Мы-то с тобой знаем, почему я одинок. Смерть матери обрекла меня на одиночество. Она погибла из-за меня. Эх, откуда мне знать? Я, конечно, не люблю одиночества, однако... Я и теперь не одинок, - разве Митиленич не со мной? Ха, ха-а!.. Постой, река течет с юго-запада. Как бы она ни извивалась - я тоже иду на юго-запад. Именно так и надо! Единственная опасность - не прозевать бы Горячие Ключи и хижину гляциологов. Прозеваю так прозеваю, забьюсь в логовище - и с концами! Главное, перевалить водораздел, уйти подальше от Енисея, то есть от зоны поиска... Гора, порядок, пошли!.. А то заладил одиночество, то да се... Бедняга Шилин! Вот кто был одинок... О своей семье и прошлом он никогда мне ничего не рассказывал. Я сам догадался, что он был сыном чекиста, большого человека, которого с корнями рванули в тридцать седьмом. Отца с матерью расстреляли, старенькая бабушка в приюте, сам с семи или восьми лет в детдоме. Удрал, бродяжничал, наголодался украл, с тех пор - "Бутырка, я твой бессменный арестант, погибли юность и талант в стенах твоих..." Он был начитанным. Тюрьма не сумела убить в нем тяги к знаниям. Да и Шилин ли он? Пальцев не хватит пересчитывать все эти "он же"... У Шилина была чахотка. Он подал мне из больницы весточку с просьбой навестить. Я навестил. Бедняга, от него одни кости остались, дышал на ладан... У меня, говорит, просьба к тебе - не хочу в тюрьме помирать. Срок послезавтра выходит, но с температурой не выпустят. Лагерный врач твой друг. Попроси, пусть хотя бы пару дней записывает в лист нормальную температуру, а выйду и... Я попытался подбодрить его - Бог свидетель, не пришла еще твоя пора, но просьбу мы выполнили оба: и я, и врач. На почтовой открытке я написал лагерный, то есть свой, адрес и сунул открытку на выходе в вещмешок, черкни, мол, при случае пару слов. Он ушел. Чуть ли не три месяца спустя открытка вернулась обратно. На ней аккуратным почерком было написано, что нашли ее в вещах больного. Думаю, вас интересует его судьба. В такой-то день он скончался в нашей больнице... Вот кто был одинок! Мы не одиноки, я и ты идем вместе, вдвоем - Гора и Гора! Об остальном потолкуем, когда сяду на рельсу, пошли!"

Гора прикинул, что если в сутки делать по тридцать семь километров, то на рассвете третьих он доберется до Горячих Ключей. Задача была тяжелой, и выполнить ее нужно было за двое суток, расчет был прост: оторваться от лагеря на семьдесят пять километров, то есть на такое расстояние, когда погоня оставила бы надежду настигнуть его. Чутье подсказывало, что в такую погоду преследовать вообще не будут, но Горе даже в голову не пришло изменить намеченный план. Он шел почти одиннадцать часов без передышки, и по графику уже полагалось найти большой сугроб, чтобы снова завалиться на шесть часов. Утомление его было так велико, что ему хотелось заснуть тут же, не делая больше ни шагу! И именно в этот момент он увидел огромный сугроб. Гора, приостановившись, бросил ему: "Дорогой, желанный, может, не встречу больше такого, как ты" - и пошел дальше. Он сделал еще шагов двести-триста. Взопрел. Подъем становился всё круче, сани все тяжелее. Он прошел еще немного, чтобы протянуть время, и увидел сугроб, так себе, средненький, устроил убежище и сел. Выровнял дыхание и, стянув маску, смежил веки. Прошло минут пять. Открыв глаза, он снова отдался мыслям.