Гора Мборгали - [18]

"Думаю, что я уже в районе Горячих Ключей. Разглядеть хижину почти невозможно, тьма-тьмущая. Серная вода, по слухам, горяча. Сто градусов... Перенасыщенная к тому же. Значит, запах должен бить на большое расстояние. Интересно, с какого расстояния можно уловить этот специфический запах? Как там, в Тбилиси, с этим запахом от серных бань?.. Не останавливайся, думай на ходу... Возле Сионского собора, считай, метров за триста запах явно ощущался. Здесь, надо думать, он резче... Постой, а если тут вода замерзает? О каком запахе тогда речь, а? Дело усложняется. Теперь о хижине. Ее параметры: три с половиной на два метра. Высота - два метра. Крыша с легким скатом, жестяная. Дверь и оконце. Между двумя бугорками проложены толстые бревна. На них стоит хижина, а под ней бьет гейзер. Бревна и хижину вертолетом доставили. Сперва бревна привезли, уложили, как надо, потом и хижину аккуратно опустили на бревна. Почему? А потому, что кипяток под ней бьет!.. Здорово придумано, ничего не скажешь, умно! Хижина оказалась как бы в юбке, одно только отверстие оставили для стока. Выходит, под хижиной своего рода бак с горячей водой. Дерево, правда, плохой проводник тепла, но когда-нибудь же согреется?! Словом, Гагра и Кобулети в тундре, уважаемый Гора!.. Вот только серой припахивает!.. Но я же не собираюсь там поселяться. Отдохнем, погреем старые кости, поедим... Да, надо сузить лямки вещмешка. Твоя погоня еще из казармы не вышла, как пить дать. Можно часов десять-двенадцать понежиться... Я-то не оставлял им записки, куда иду. С чего бы им сюда тащиться? Как бы там ни было, пока нет причин план менять... Отоспаться часиков шесть - и в путь, хижину искать... Какие, однако, сани стали тяжелые! Александру Папаве, царство ему небесное, было восемьдесят пять лет, когда я спросил его как-то после застолья, где он был тамадой:

– Ты как себя чувствуешь?

– Я ничего, только вот вино в последнее время что-то крепче стало, усмехнулся дядя Саша...

Так и со мной, сани от подъема затяжелели, любезный. А что означают эти подъемы, может, мы к Ключам приближаемся?.. Ключи эти стекают в ложбину, зачинают реку... Откуда ты знаешь, что это именно та ложбина?.. Если она, то вода должна иметь привкус серы... Пробьем лед, попробуем на вкус сколок с исподу... Гениальная мысль... Не будь торопыгой, этот сколок с поверхности. Глубже, глубже коли... Чудак человек, зачем столько сил зря тратить? Не будет серного привкуса, тогда и колоть буду глубже... Давай, работай, не философствуй!.. Нет, надо попробовать, мочи нет терпеть... Раз уж вбил себе в башку..."

Гора стянул рукавицу и, попробовав кусочек льда, восхитился вслух:

– До чего ты вкусная, серная водичка, драгоценная ты моя!..

"Все дело в том, сколько еще осталось до хижины... Отоспаться или идти дальше? Через тридцать пять минут время сна. Как быть?.. Идти! Если за тридцать пять минут увидим хижину - добро, а нет, пусть хоть три метра до нее останется - логовище, и конец делу... Как будто и подъем уменьшился. Может, дошли до плоскогорья?.."

Не прошло и получаса, как Гора уже стоял перед дверью хижины. Она была заложена засовом. Пришлось повозиться, сбивать рукоятью лопаты. Засов поддался, дверь открылась. В хижине было темно. Он включил фонарь, обвел хижину лучом, вошел. Втащил сани, дверь оставил открытой, чтобы выветрился запах серы. Двух порывов ветра хватило на то, чтобы хижина проветрилась. Закрыв дверь изнутри, Гора огляделся и увидел на дощатом столе фонарь "летучая мышь". Он встряхнул его, булькнул керосин. Достав спички, засветил фонарь.

Возле двери, в углу, обшитом асбестом, стояла соляровая печь. У стола помещался широкий, на двоих, топчан. Больше ничего не было. Присев, Гора задумчиво уставился на огонь, потом положил вещмешок на пол, расстелил на топчане ветровку. Сюда же побросал меховую одежду, подложил унты под голову и прилег. Тело, уставшее от постоянной борьбы и натуги, расслабилось. Гора задремал.

В хижине было по-настоящему тепло. На дворе свирепствовала пурга, и Горе в полусне казалось, что этих двух суток в его жизни никогда не было.

Глава вторая

Митиленич размышлял. Обычно после чрезмерных возлияний или бурных супружеских утех ему случалось и носом клевать в отведенное на размышления время. А в нынешнее утро, хоть он и к бутылке накануне приложился, и жену любовью не обошел, сон не шел к нему. А все потому, что дума его была необычной, за всю жизнь впервые выпала такая. Ладно бы это, но сегодня точно в шестнадцать ноль-ноль он должен был доложить свое мнение по поводу побега Каргаретели и представить окончательный план его поимки.

"Когда бы знали, что у меня на уме, в дурдом бы упекли... Ничего не поделаешь, факты - штука упрямая!.. Скажите на милость, какая может быть связь между поимкой каких-то подонков и бегством жен, а? Чепуха все это! Жены бегут от меня потому, что я им обещаний даю с три короба, байки рассказываю о том, что не сегодня завтра переберемся из глухомани в центр и заживем по-человечески. Обещаю, конечно, а что мне остается! Все всегда что-то обещают... А что, в политике иначе ли? Люди поумнее соображают - все это пустой звон, никому на ум не придет выполнять свои посулы. Не верят и бегут... Не только бегут, но и убить замышляют тех, кто слова своего не держит. Сколько их прошло через мои руки, тех, кто на вождя покушался... Брось, пожалуйста, какое там покушался... Может, скажешь, что они без вины сидели?.. Да, скажу. Как будто такое не случалось! Пьянь Колька Тараньков трепанул как-то в пивной: "Я вашего вождя на остром колу видел!" И готово теракт, двадцать пять лет! Колька все на суде пытался вывернуться, что имел в виду жердочку, насест, а "острый" и вовсе стукач выдумал. Поверили, как же... Двадцать пять... Забавное, однако, зрелище: вождь на насесте сидит, по сторонам глазищами зыркает да ножками коротенькими болтает... Что ты несешь, Митиленич! Тараньков только за это и пострадал... Чур, чур меня, мил человек, я про кол не говорил, да еще острый, я о насесте... Как бы там ни было, сам-то вождь верил, что каждый третий гражданин жаждет его убить? Верил, иначе откуда здесь взяться всем этим тараньковым? Верил, потому как знал - не выполнил он и никогда не выполнит обещанного. Хватал людей - и в торбу! В торбе держал и иллюзией тешился - теперь не убьют! Иллюзия эта порождение домысла, что каждый третий гражданин жаждет его убить. Одним словом, он жил в мире иллюзий... Как бы и ты, Митиленич, не запутался. Сначала убедишь себя в том, что подруги бегут от тебя только потому, что им опостылела жизнь в глухомани, а затем и в том, что на сей раз жена не сбежит, даже если ты и поймаешь мерзавца Каргаретсли. Пожалуй, слишком много иллюзий нагромождается. Недолго и увязнуть... Потому, Митиленич, коротко и ясно: преследовать преследуй, но не бери! Дай срок - он и сам подохнет, если двинется на юг. А на Енисей пойдет, ты его запросто до навигации возьмешь!.. Нет, брат, его возьмешь не ты, а оперслужба. Допустим крайность: он пошел на юг, я потерял след и поэтому не смог определить точки, где оперативникам устраивать засаду. Что ж, так он и уйдет?.. А возможно ли вообще такое - выбраться целым-невредимым из дремучей тайги? Шутка ли - две тысячи километров!.. Всяко бывает, от человека зависит. Я вроде все о нем знаю. Только он в лагерь попал, я узнал, что он беглец, и тотчас же ознакомился с его делом, пухлый том, ничего не скажешь, он, почитай, неделю на моем столе пролежал... И лично самого повидал... Может, я чего-то не заметил, упустил, забыл, а? Времени много прошло. Дай-ка еще полистаю, что он за фрукт такой, наш уважаемый Иагор Ираклиевич".