Гонобобель - [10]
Витька как женщину ее не воспринимал в принципе и с легким сердцем согласился. Никогда раньше ночью он не купался и с удовольствием познавал новые для себя ощущения. Прогревшееся за день море нежно ласкало тело, вокруг ни души, только он и Хильда, полная тишина, и только звук всплесков от ее мощных гребков, убегающая вдаль лунная дорожка и немного пугающая темная вода.
Когда они вышли на берег, Хильда взяла Шишкеева за руку и слегка прижалась к нему, как бы приглашая на танец. Витька не сообразил, что происходит, и удивленно смотрел на бодибилдершу. Его растерянное молчание она восприняла как согласие, а может, даже решила, что Витька онемел от счастья. Видя, что ее кавалер не в себе, Хильда сразу взяла процесс в свои руки. Витька и глазом не успел моргнуть, как оказался на шезлонге, Хильда придавила его мощным телом и что-то страстно шептала на лающем немецком языке. Шишкееву казалось, что в переводе это будет звучать как «Рус, сдавайся, сопротивление бесполезно!» Он попытался высвободиться, но не смог пошевелить даже конечностями. Ну куда на фиг с десятью подтягиваниями и тремя подъемами с переворотом против чемпионки Берлина по бодибилдингу. Физически он был сломлен, но не сломлен был его дух. Витька отчаянно симулировал полное отсутствие эрекции, но Хильда быстро его раскусила и нашла слабое место в обороне. И тогда в полном отчаянии Витька решился на крайнюю меру, он собрал остатки сил, напрягся и громко пукнул. Он чувствовал себя героем, взорвавшим себя и противника гранатой. Откуда ему было знать, что для немца пукнуть не зазорно даже за столом, это все равно что чихнуть или кашлянуть.
Хильда добилась своего, мощная немецкая машина, не зная поломок и сбоев, монотонно вбивала сваи. Раздавленный Шишкеев отрешенно смотрел на небо широко раскрытыми глазами, ему вспомнился монолог раненого князя Болконского под небом Аустерлица.
Конечно, происходящее назвать сексом нельзя было даже с натяжкой, это скорее была изощренная месть за поражение во Второй мировой. Однако дело шло к развязке, неожиданно отчетливо зазвучала тревожная музыка Вагнера, кажется, «Полет валькирий», Хильда изогнулась, замерла и рухнула на Витьку, под ним с треском переломился шезлонг. Витька прикинулся мертвым. Счастливая Хильда с шумом, в облаке брызг, как сказочная Брунгильда, издавая победный клич Нибелунгов, погружалась в море. Воспользовавшись моментом, подхватив штаны и рубашку, Шишкеев, прихрамывая, припустил в сторону отеля.
Забежав в номер и закрыв дверь на замок, он на всякий случай подпер ее тумбой. Стоя перед зеркалом и пересчитывая раны, Витька пришел к выводу, что немецкий секс сродни русскому бунту – такой же бессмысленный и беспощадный.
Тошно было Витьке, рука сама потянулась к телефону, палец безошибочно ткнул в строчку «Дина».
– Ну слава Богу, я уже думала, что сегодня не позвонишь. Как отдыхается?
– Диночка, да разве без тебя отдых! Дни считаю, хорошо, осталось немного.
– Что-то мне не нравится твое настроение. Случилось что?
– Да пообщался тут на пляже с одним нехорошим человеком.
Шишкеев был настолько искренен в своей вере в невинность, что даже не стал ничего выдумывать.
– Витенька, плюнь, выбрось из головы, забудь, как будто ничего и не было.
– Постараюсь, любимая.
День пятый. Парижанка
Шишкеев встал ни свет ни заря, быстренько умылся и рванул на завтрак. Ресторан был пуст, Витька был первым посетителем. Раскланявшись с улыбчивым администратором, он на скорую руку перекусил и вернулся в номер, уж очень ему не хотелось встречаться с немецким семейством. На пляж тоже идти было нельзя, потому что Горст с женой и племянницей будет там ровно в девять тридцать со всей своей немецкой пунктуальностью. Чтобы чем-нибудь занять день, Витька решил съездить в Салоники за подарками для домашних. Он заказал по телефону машину и стал собираться. В холле отеля к нему подошел распорядитель.
– Господин Шишкеев, вы не будете возражать, если вместе с вами до торгового центра доедет мадам Дюваль?
Витька был не в духе «Ну тупые, какая мне на хрен разница, Дюваль или еще какая-нибудь мадам Бланк. Я что, с ней знаком?»
– Нет, не возражаю.
Он вышел на улицу, мерседес с логотипом отеля стоял у центрального входа, за рулем сидел знакомый водитель. Около машины его поджидала женщина лет сорока, стройная, русоволосая, совсем не симпатичная, в легоньком льняном платье, бежевых балетках и с модной сумкой в руке. Она как бы воплощала в себе основные принципы французской моды – минимум косметики, вещи должны украшать фигуру, важно качество, а не количество, минимум аксессуаров, и, конечно же, женщина должна быть ухоженной. Шишкеев открыл заднюю дверь, приглашая ее в машину. Она мило улыбнулась и поблагодарила:
– Спасибо за понимание.
– Не за что. Надеюсь, поездка будет приятной.
Утром было еще не жарко, и водитель не стал включать кондиционер, он просто опустил стекло. Витька с удовольствием вдыхал ароматы Греции. Молчание становилось неловким, и мадам ненавязчиво его нарушила:
– Надеюсь, не очень вас стеснила?
– Ну что вы, забудьте.
Она протянула ему руку:
– Меня зовут Колет.
