Гонка по кругу - [27]

Еще Ева увидела небольшую трибуну, сколоченную из тщательно обтесанных досок и выкрашенную в приятный глазу голубой цвет. Очевидно, ее сделали для важных ганзейских шишек. Пока что трибуна была полупуста, но наверняка ближе к началу состязаний на ней не окажется ни одного свободного места. Возле трибуны стояли две тумбочки: одна – для регистрации участников соревнований, другая – для тех, кто хотел сделать ставки. Между зеваками тут и там мелькали торгаши с лотками на плечах, предлагая воду, маленькие кусочки свинины, жареные грибы и еще какую-то снедь.

Желая узнать, кто зарегистрировался на данный момент, Ева подошла к тумбочкам.

– Сколько команд? – спросила она.

Худолицый, изрядно поседевший чиновник в сером джемпере посмотрел поверх очков на девушку. Вид у него был вполне располагающий, но очень уж усталый. Возможно, ему просто надоело давать одни и те же ответы, и потому, чтобы предупредить лишние расспросы, он сразу выдал всю информацию.

– Мало, – сказал он, – в этом году меньше, чем раньше. Пока что – пять команд: от Ганзы, Красной Линии, Полиса, Конфедерации 1905 года и Бауманского альянса. Арбатская Конфедерация, Содружество ВДНХ и Четвертый Рейх своих участников не прислали. С ВДНХ-то все ясно, они еще от вторжения черных мутантов не отошли, Рейх отказывается по политическим причинам, а вот почему арбатцы не захотели – не знаю. Опять из-за каких-нибудь мелочных склок. Зато Бауманский альянс впервые участвует. А вот анархистам запретили совать нос на территорию Кольцевой линии. Да и вообще команд от вольных сталкеров можете не ждать. Залог повысили в полтора раза. Вы удовлетворены моим ответом?

Ева хотела уточнить насчет залога, но к тумбочке подошел седобородый сталкер. Он добродушно покосился на девушку и спросил:

– Леди, вы закончили? А то нам нужно зарегистрироваться.

Скорее по привычке, нежели специально, Ева кокетливо улыбнулась и шагнула в сторону. За седобородым стояли еще двое: молодой высокий парень лет восемнадцати и хмурый черноусый мужчина.

«А вот и вольные сталкеры», – догадалась Ева и повернулась к другой тумбочке, за которой сидел букмекер, одетый, как и чиновник, занимающийся регистрацией, в серый джемпер.

– Хотите сделать ставку? – букмекер учтиво улыбнулся, протирая платком вспотевшую лысину.

Ева пожала плечами.

– Ставьте, милочка, на Граба, не прогадаете, – донесся до нее надменный певучий голос. – Конечно, выигрыш будет небольшой, ведь это фаворит, но зато ваши патроны не будут потрачены впустую.

Ева подняла глаза и увидела ухоженную женщину с толстощеким ребенком на коленях, сидящую на трибуне в нижнем ряду. Одета дама была просто шикарно. Почти как на старых журнальных картинках. На ней было бледно-розовое вечернее платье с полупрозрачными длинными рукавами. Расшитое изящными рюшками и стразами-зеркальцами, оно блестело, отражая яркий электрический свет ламп. На шее красовалось элегантное золотое колье, усыпанное настоящими бриллиантами. А еще рядом с дамой стоял холеный телохранитель с висящим на плече короткоствольным автоматом. Ева невольно почувствовала укол зависти.

«Сучка! – подумала она. – Выпендрежница чертова, и не холодно тебе!»

Впрочем, на Павелецкой кольцевой действительно было тепло, по крайней мере, если сравнивать с Новокузнецкой и уж тем более с Павелецкой радиальной. Сдержавшись, Ева спросила:

– А кто такой Граб?

– Как? – дама театрально подняла брови. – Вы не знаете Алексея Грабова? Он дважды чемпион Ганзейских игр. И уж поверьте моему опыту, милочка, победит и в третий раз.

– Да, краем уха слышала, – задумчиво сказала Ева.

Ей вдруг пришло в голову, что любой предмет и каждый человек, живущий в метро, имеет свой антипод, противоположность. Вот есть Павелецкая кольцевая: светлая, богатая, сытая, теплая. А есть Павелецкая радиальная: сумрачная, нищая, вечно голодная, ледяная. И обе эти станции составляют одно целое, единый мир, у них даже названия одинаковые. Но в то же время они очень разные, они – изнанки друг друга. И друг без друга существовать не могут. Вот толстощекий ребенок на руках гламурной мамаши – изнанка того рахитичного малыша, который греет прозрачные ладошки у костра. Ведь чтобы одному хватало пищи с избытком, другой должен недоедать. И пресыщенности одних без голода других не бывает. А вот этот холеный охранник с лощеной мордой – изнанка Сережи с изуродованным лицом. Кто-то ж должен быть на передовой, отстреливать мутантов, чтобы они не проникли в метро и чтобы такой вот тип стоял здесь с самодовольной рожей и не имел никаких забот, кроме как вовремя лечь спать, потому что женщине с ухоженным телом, которое он охраняет, приятно лицезреть выспавшуюся физиономию без синяков под глазами.

«А я, наверное, твоя изнанка, – подумала Ева. – Я хоть и сестра гауляйтера, а все равно не такая. Я видела много грязи, а что видела ты, курица с колье?»

– Краем уха слышали об Алексее Грабове, – снисходительно произнесла дама. – Подумать только, о самом Алексее Грабове просто что-то слышали. Вы, милочка, случайно, не с периферии?

Ева не знала, что ответить; ей вообще не хотелось общаться с этой напыщенной дурой. Ну о чем можно говорить с собственной изнанкой? Ведь точек соприкосновения как бы и нет. Полные противоположности. Где у одной – черное, у другой – белое, и наоборот.