Гонцы весны - [6]

Шрифт
Интервал

Г л е б. За что?

У л ь я н о в (Крупской). Кто вам разрешил появляться у семяниковцев?

К р у п с к а я. Никто… Но я… я не могу сидеть без дела.

У л ь я н о в. Без строжайшей конспирации мы не сможем существовать. Разве не ясно?


Входят  Б а б у ш к и н  и  н е с к о л ь к о  р а б о ч и х. Последним входит  В а н е е в. Остановившись у двери, кашляет, едва переводя дух.


В а н е е в. На углу гад какой-то стоял. Пришлось… проходным двором. Бежали, что твои гончие… Фу ты черт! В горле першит.


Невзорова подает стакан с водой.


Спасибо… Фу-у, вода, а я думал, шампанское. Сегодня такой день… А что это Минога сердита?

К р у п с к а я. Товарищи, я прошу… я действительно сделала глупость. Без разрешения пошла на завод.

Г л е б. Ради такого дня, думаю, надо простить! Кто — за?


Все, кроме Ульянова, поднимают руки.


Толя, начинай.

В а н е е в. Организационную неразбериху кое-как преодолели. Все группы и кружки столицы объединены. Во главе нашего «Союза» будет стоять центральная группа. В нее входят… Гуцул, читай список.

З а п о р о ж е ц (читает). «Ульянов, Радченко, Кржижановский, Старков, Запорожец, Крупская, Ванеев, Мартов».

В а н е е в. Отводов нет? О районных группах скажет Старик… Да, забыл… Материалы первого номера газеты через несколько дней сдаем в типографию.

Н е в з о р о в а. Ура! У нас будет своя газета!

В а н е е в. Только не пищать! Тихо.

У л ь я н о в. Каждый завод, каждая фабрика должны стать нашей крепостью. (Разворачивает план Петербурга.) Вы, товарищи Ванеев, Сильвин и Невзорова, входите в первую районную группу и охватываете своим руководством Петербургскую сторону с Охтой. Особенно тесно надо связаться с Балтийским и Металлическим заводами.

Н е в з о р о в а. И с текстильными фабриками.

В а н е е в. Правильно!

Г л е б. А наша группа?

У л ь я н о в. Тебе, Глеб, Невская застава и Колпино. Там есть где развернуться. Тебе, Иван Васильевич, семяниковцы и обуховцы.

Б а б у ш к и н. Понятно. А можно в подручные взять Петра?

У л ь я н о в (с улыбкой). Думаю — можно. (Оборачивается к двум рабочим.) Вы, товарищи, помогаете Бабушкину. И, кроме того, руководите группой Александровского завода. Вам, Гуцул, район по Обводному каналу, за Московской и Нарвской заставами.

З а п о р о ж е ц. Добре… Район большой, и я думаю собрать главные силы на Путиловском.

В а н е е в. Конечно, на Путиловском. Ты же там сам работал.

У л ь я н о в. Районные группы раз в неделю должны отчитываться о проделанной работе. На каждом заводе надо выделить одного кружковца. Он будет ответствен за связь с группой и за распространение листовок.

Г л е б. А кого мы пошлем для связи с Москвой, Киевом и другими городами?

У л ь я н о в. Вопрос очень важный. Раньше мы намечали Миногу…

К р у п с к а я. Почему «раньше», а сейчас?

У л ь я н о в. …Кроме того, мы хотели назначить ее «наследницей» — хранить все явки, адреса. А теперь… (Пауза.) Теперь вам ясно, Надя, почему вам нельзя появляться на заводах?

К р у п с к а я. Да. Товарищи, простите.

У л ь я н о в. Конспирация. Это единственная наша защита. Всякие прогулки парами прекратить. Глеб и Зина, вам ясно? В гости друг к другу не шляться.


Кто-то засмеялся.


Друзья, здесь нет ничего смешного. Каждый из нас должен знать, как вести себя на допросах… на случай провала.


Запорожец подходит к столу.


З а п о р о ж е ц. Хлопцы, Старик прав. Только… не надо сегодня об этом. Ну ее к бису! (Берет в руки план.) Хлопцы, гляньте. Так це ж у нас така громада, почище Запорижской сичи!


Все смеются.


Эх, писню бы заспиваты! Глеб, играй!


Глеб играет на гитаре.


В с е (поют).

Пусть нас по тюрьмам сажают,
Пусть нас пытают огнем,
Пусть в рудники нас ссылают,
Пусть мы все казни пройдем…
Если ж погибнуть придется
В тюрьмах и шахтах сырых —
Дело, друзья, отзовется
На поколеньях живых…

Свет постепенно меркнет.


Набережная Невы.

Вдали видна Петропавловская крепость.

У л ь я н о в  и  К р у п с к а я  стоят у парапета.


К р у п с к а я. А кто говорил, чтобы парами не ходить?


Смеются.


У л ь я н о в. А я сегодня был в вашем доме. И передал Елизавете Васильевне подарок.

К р у п с к а я. Цветы?

У л ь я н о в (смущенно). Н-нет. К сожалению, в начале зимы цветов достать трудно.

К р у п с к а я. Сюрприз? Любопытно!

У л ь я н о в. Ни за что не угадаешь.

К р у п с к а я. И не пытаюсь. Знаю — напрасно.

У л ь я н о в. Столик. Да-да, маленький круглый столик. Нижняя точеная пуговка единственной ножки… отвинчивается, и в углубление можно вложить порядочный сверток.

К р у п с к а я. Понимаю. Забота о «наследнице» и «наследстве».

У л ь я н о в. Именно. Все связи и явки теперь будешь хранить ты. Все секретное надо переписывать, прятать в тайник, а подлинники — прогретые на лампочке странички — тщательно уничтожать.

К р у п с к а я. Законы конспирации. Понимаю. Ты четыре месяца был за границей, встречался с Плехановым, Лафаргом, Либкнехтом, а мне ни одного письма, ни одной строчки… И все из-за этой проклятой конспирации. (Посмотрела в сторону крепости.) Вглядись и… чуть прикрой глаза.

У л ь я н о в. Прикрыл.

К р у п с к а я. Правда ведь — она похожа на огромного паука… Он шевелит мохнатыми лапами, а его тонкие липкие нити тянутся ко мне.