Гонцы весны - [47]
Д м и т р и е в с к и й. Какой еще обыск, старая! Ты свое дело знай. Понятно? (Уходит.)
Е м е л ь я н о в. Фу-у, пронесло. Ну, спасибо тебе, Марковна.
У б о р щ и ц а. За что же это?
Е м е л ь я н о в. Сама знаешь… Только ты на меня так не гляди, не гляди, Марковна. Не баловство у меня, а дело важное. Для рабочих нужное… (Подходит к столу, выдвигает ящик.) Так… вот они — старые пропуска. Целая пачка.
У б о р щ и ц а. Да ты бы поспешил, парень…
Е м е л ь я н о в. Сейчас, сейчас, Марковна… (Читает.) «Константин Петрович Иванов». Марковна, гляди-ка, старые пропуска своих дружков нашел. Возьму пяток на всякий случай.
У б о р щ и ц а. Что еще за дружки? Я будто всех твоих дружков знаю…
Е м е л ь я н о в. Еще какие дружки, Марковна! Только… слышишь, Анна Марковна, я к тебе по душевности хочу… Ты мать троих токарей. Теперь мы с тобой одной ниточкой связаны. Не проболтаешься?
У б о р щ и ц а. А что я — болтало? Да ты сам — болтало. Иди уж скорее. А то, не дай бог, опять вернутся.
Е м е л ь я н о в. Спасибо, Марковна.
Дверь закрывается, щелкают замки.
У б о р щ и ц а. Ну, слава богу, обошлось… Что это он про моих токарей сказал? У меня их не трое, а пятеро… Да вот где только они — двое первеньких? Такое время идет — сыновей родных и то растеряла…
Квартира рабочего Павла. П а в е л лежит. Жена Павла — В е р а поет колыбельную песню. Иногда пение прерывается надрывным кашлем.
В е р а (поет).
Стук в дверь.
Павлуша, никак, к нам стучат… Павлуша, слышишь?
П а в е л (сонно). Что-о?
В е р а. Стучатся. Слышишь?
Стук настойчивее.
Только сразу не открывай. А то бог знает что за люди.
П а в е л (громко). Кто?
Г о л о с Е м е л ь я н о в а. Открой, Павлуша, это я — Емельянов.
В е р а. Господи, опять этот пришел. Опять начнет подбивать на что-нибудь… Не открывай, Павел.
П а в е л (тихо). Что это ты говоришь, Вера… (Громко.) Сейчас, Николай Александрович, открою.
В е р а. Бога побойся, Павел. Сынок третью ночь не спит. У меня опять кашель открылся. А ведь он тебя куда-нибудь уведет, чует мое сердце.
П а в е л (тихо). Никуда я не пойду, глупая. Думаешь, не понимаю? (Открывает дверь.)
Входит Е м е л ь я н о в.
Е м е л ь я н о в. Здравствуйте, хозяева…
В е р а (сухо). Здравствуйте…
Е м е л ь я н о в. Что это ты, Вера, будто с лица спала?
П а в е л. Хворает она. Да и малец занемог. Ну, да всех бед не переговоришь. С чем пришел?
В е р а. Хоть бы раз вы к нам с добром пришли, Николай Александрович.
Е м е л ь я н о в. А я, Вера, всегда с добром хожу. Только… время нынче, сама знаешь, тяжелое. Не вы одни маетесь. Вот получи.
В е р а. Деньги? Да кто же это дал?
Е м е л ь я н о в. Партия. Трудно вам живется. Вот и решили помочь.
В е р а (растроганно). Спасибо. Да вы садитесь, садитесь, Николай Александрович.
Е м е л ь я н о в. Взгляни-ка, Павел, на этот документ.
П а в е л (читает). «Константин Петрович Иванов».
Е м е л ь я н о в. Знаешь такого?
П а в е л. Н-нет… ни разу не видел.
Е м е л ь я н о в. Вот и хорошо. А в документе что-нибудь заметил?
П а в е л. Н-нет… (Читает.) «Сестрорецкий оружейный завод. Предъявителю сего Константину Петровичу Иванову разрешается вход в магазинную мастерскую завода до 1 января 1918 года». Постой, постой, на карточке половинки печати нет. Значит, липа…
Е м е л ь я н о в. Вот и то-то — липа… А ты должен эту липу… Понял?
П а в е л (опешил). Да как же это? Тут же настоящая печать нужна!
Е м е л ь я н о в. Верно. Нужна печать Сестрорецкой милиционной комиссии. Ты там работаешь. Вот и поставь.
В е р а. Да как же он поставит! Печать же у начальства!
Е м е л ь я н о в. Это, Павлуша, поручение Центрального Комитета партии. Документ необходим человеку… ну, в общем, очень нужному товарищу. Понял? К граверам обращаться нельзя — они все на учете. Вот и выходит — вся надежда на тебя.
В е р а. Нет, нет, ничего этого он делать не станет. Вам надо, вы и делайте. А я… я ни за что не отпущу его. Ни за что! (Плачет.)
П а в е л. Успокойся, Вера… Ну что ты — сразу и в слезы. Давайте все вместе подумаем. Так… Поручение ЦК… Слышишь, Вера? Да и дело-то пустяковое. Тут и надо-то всего половинку печати!
В е р а. Хоть половинку, хоть целую, а риск какой! Поймают — каторга.
П а в е л. Сразу уж и поймают… А шиша на постном масле они не видели?..
Е м е л ь я н о в. У кого хранится печать?
П а в е л. В столе у начальника.
Е м е л ь я н о в. Ты слесарь — золотые руки. Неужели не откроешь замка ящика стола?
В е р а. Господи, да что вы такое говорите!
П а в е л. Открыть не штука. Главное, как его, гада, отвлечь?
В е р а (тихо). Воры вы… Господи, и с кем я только связалась?!
П а в е л. Не обижай меня, Вера. Я человек рабочий. Воровством никогда не занимался.
В е р а. А сейчас на что хочешь идти?
П а в е л. Надо. Понимаешь, надо.
Е м е л ь я н о в. Необходимо, милая. От этого документа очень многое зависит. Пойми!
Заплакал ребенок.
В е р а. Да ну вас, делайте что хотите!
Плач усиливается. Вера сквозь слезы снова запевает колыбельную.
П а в е л (тихо). Эх, Александрыч, лучше бы я сам болел, чем они…
Е м е л ь я н о в. Понимаю… (Пауза.) Так что же ты решишь?
П а в е л. Решать тут нечего. Раз Центральный Комитет доверил — выполню. В доску расшибусь, а сделаю…