Гонцы весны - [46]

Д м и т р и е в с к и й. Да, Временное правительство не оставляет нас своей заботой. Поставки, слава богу, увеличились. Сейчас бы работать и работать. Но… Сестрорецк окружен отрядом юнкеров и казаков. Броневики и пулеметы… И ваш капитан Гвоздев…

Г р е ч (перебивая). О, мой капитан человек решительный…

Д м и т р и е в с к и й. Но не перегибаете ли вы палку? Эти повальные обыски, аресты…

Г р е ч. Мы арестовываем только большевиков…

Д м и т р и е в с к и й. А разгром отдельных помещений — это к чему?

Г р е ч. Это гнезда партийных организаций… Простите, генерал, вы не одобряете действий Керенского?

Д м и т р и е в с к и й. Я, дорогой поручик, прежде всего заводчик. А вы злите рабочих, вместо строгого выполнения графика у меня на заводе — митинги.

Г р е ч. Скоро это прекратится. Красивых фраз больше не будет. Керенский ввел в действующей армии смертную казнь.

Д м и т р и е в с к и й. Слышал и в общем… одобряю… Ну, а не скажете ли вы — где этот неуловимый Ленин? Как я полагаю — главная ваша задача поймать именно его?

Г р е ч. И поймаем! Будьте уверены. Многие уже за решеткой.

Д м и т р и е в с к и й. Да, да, они — за решеткой. Но где Ленин? На его поимку мобилизована контрразведка и уголовные сыщики Керенского. Недавно прочел в газете, что по его следам пущена знаменитая собака-ищейка Треф. (Смеется.) А пятьдесят офицеров «Ударного батальона» поклялись или найти Ленина, или умереть! Как это романтично!

Г р е ч. И опять, господин генерал, я не понимаю вашего смеха.

Д м и т р и е в с к и й. Очень сожалею… Ленин! Вот кого вы должны прежде всего обезвредить. А вы… вернее, ваш господин Керенский все еще кормит нас обещаниями… Говорите начистоту, зачем вы пришли?

Г р е ч. Нам стало известно, что Ленин скрывается у вас на заводе под видом простого рабочего.

Д м и т р и е в с к и й (смеется). Да неужели? Не представляю, чтоб Ленин был у меня каким-нибудь стропалем. Забавно!

Г р е ч. Афанасий Петрович, мне необходимо осмотреть ваше помещение. Я должен побывать в каждой комнате. Понимаете? В каждой.

Д м и т р и е в с к и й. Понимаю… Так вот почему вас так интересует эта дверь! Что ж, извольте. Там мастерская, работают три отличных, я бы сказал, уникальных мастера.

Г р е ч. Рядом с вашим кабинетом? Странно.

Д м и т р и е в с к и й. Видите ли, я уже сказал — я прежде всего заводчик. Рабочий с золотыми руками для меня клад. А потом… все они депутаты Совета, старосты групп, и почему бы мне не опереться на их авторитет?!

Г р е ч. А шум станков вам не мешает?

Д м и т р и е в с к и й. Заводской шум — моя стихия. И разве что-нибудь слышно? Прислушайтесь… Мастера вытачивают крохотные детали.

Г р е ч. И дверь на запоре?

Д м и т р и е в с к и й. Конечно. Видите — тут два замка, верхний — английский. И потом… скажите, поручик, что делать Ленину в моем кабинете? Рыться в накладных, в нарядах, проверять расценки?.. Нет, дорогой, вы не тут его ищете. Он укрылся на одном из военных кораблей Кронштадта. Вот этой версии я верю.

Г р е ч. Что ж, наши люди действуют и там… Итак, вы согласитесь сопровождать меня?

Д м и т р и е в с к и й. Ну, если это так необходимо — извольте… (Зовет.) Уборщица!

Г о л о с  у б о р щ и ц ы. Тута я, Афанасий Петрович!

У б о р щ и ц а (входит). Так вы ж, Афанасий Петрович, заняты. С гостем сидите. Думала — вот уйдете в цеха, тогда и приберусь…

Д м и т р и е в с к и й. Вернусь, чтоб все кругом блестело. Понятно?

У б о р щ и ц а. Да что ж тут понимать, Афанасий Петрович, сделаю все как надо.

Д м и т р и е в с к и й. Из-за твоей неповоротливости перед гостем стыдно… Прошу, дорогой поручик…

Дмитриевский и Греч уходят. Уборщица, гремя ведром с водой, принимается за работу.

У б о р щ и ц а. Расхорохорился… Ишь ты — чтоб все блестело. Попробуй сам блеск навести. Это тебе не сапог почистить. Тут пыль-то годами понакоплена. В кожу въелась…

Слышен звук открываемых замков.

Никак, дверь открывают? Кто же это?

Входит  Е м е л ь я н о в.

Батюшки, Емельянов? Да ты зачем сюда пожаловал?

Е м е л ь я н о в. Тихо, Марковна… Дмитриевский давно ушел?

У б о р щ и ц а. Только что. С офицером. С братом нашего заводского врача.

Е м е л ь я н о в. Постой у двери, Марковна.

У б о р щ и ц а. Это еще зачем? Да ты, никак, что-то надумал?

Е м е л ь я н о в. Ничего не надумал. Велено замки проверить.

У б о р щ и ц а. Так я тебе и поверила — замки…

Е м е л ь я н о в. Тихо… Идут… Эх, куда спрятаться!

У б о р щ и ц а. Сюда, к шкафу, за портьеру встань. Да поживее ты!

Входит  Д м и т р и е в с к и й.

Д м и т р и е в с к и й. Ты с кем тут разговариваешь?

У б о р щ и ц а. С кем говорю-то? (Смеется.) Эх, Афанасий Петрович, с умным человеком разговариваю.

Д м и т р и е в с к и й. Что еще за человек?

У б о р щ и ц а. А вот он — я! Что, разве не человек? Сама с собой разговариваю. Привычка такая. Аль помешала вам?

Дмитриевский открывает ящики стола.

Д м и т р и е в с к и й. Кажется, я клал их сюда… Черт побери, бумажного хламу в столе, как у министра… Ага, нашел. (Закрывает ящики.)

У б о р щ и ц а. А мне, может, уборку-то прекратить?

Д м и т р и е в с к и й. Это еще почему?

У б о р щ и ц а. Да, видать, обыск у нас будет. Теперь везде шарют.