Гончаров идет по следу - [26]

— Не знаю, о ком ты говоришь.

— Все-то ты знаешь, только сказать боишься, — зевнул он от скуки. — А в сущности, никакой разницы нет. Зря ты, Гончаров Константин Иванович, в это дело впрягся. Но теперь уже я ничем помочь тебе не могу.

— А я ни в чьей помощи и не нуждаюсь. Гони шерстневские бабки, и на этом мы мирно и полюбовно расходимся.

— Ты не лишен чувства юмора, только я бы на твоем месте к своей кончине отнесся более серьезно.

— К какой такой кончине, что за чушь ты несешь.

— Все, земляк, на этом аудиенция закончена. Рыскул, займитесь. Но если и на этот раз что-то сделаете не так, то пеняйте на себя.

— Все будет отлично, шеф. А куда девать его тачку?

— Об этом потом. Когда закончите, доложите.

— Ты ненормальный, — попробовал протестовать я, но короткий автоматный ствол между лопаток заставил меня замолкнуть.

Теперь вся надежда оставалась на Джамилю, если она сама давно и продуктивно не сотрудничает со Стригуном. А возможности такой я уже не исключал, иначе каким образом он узнал о моем посещении его матери? Существует, конечно, сотовая связь, но так далеко от населенных пунктов в ее возможности верилось с трудом.

— Пойдем, русский брат, не надо ругаться, — участливо позвал палач.

— Куда?

— Там узнаешь, какая тебе разница.

Ясной ноченькой под его конвоем и призванного на помощь Сергея меня потащили куда-то в гору, и это придавало некоторого оптимизма, потому что в моем кошмарном сне господина Гончарова топили в озере, а тут все же появилось какое-то разнообразие, да и запаха сирени, слава Богу, пока не чувствовалось. Дай Бог, может быть, и пронесет. Я напряженно ждал первых выстрелов Джамили, готовый тотчас упасть на землю, предоставляя ей полное право дальнейшей разборки.

Но выстрела не было, и с каждым шагом моя надежда становилась все призрачней и ирреальней. Я заскучал, как пожилая вдова, от которой уходит последний любовник, и уж совсем нехорошо мне стало, когда мы вышли на небольшую каменистую площадку над бездонной пропастью. А выстрелов Джамили по-прежнему не было, и я с сожалением подумал, что их не будет вообще.

— Все, брат, пришли, — по-своему меня жалея, сообщил киргиз.

— Скидывай барахло, — приказал его русский подельник.

— Зачем? — изумился я.

— Чтобы в случае чего тебя не опознали, — удивился моей глупости Рыскул.

Дрожь, граничащая с паникой, началась с рук и быстро распространилась по телу, которому в самом скором времени было суждено обезображенным покоиться на дне проклятой пропасти. Помощи я уже не ждал. Стараясь оттянуть загадочную и неприятную процедуру прощания плоти с душой, я медленно начал раздеваться, отчаянно пытаясь найти хоть какой-нибудь, пусть самый бредовый выход.

Его не было. Скудного лунного света все-таки хватало, чтобы без труда пристрелить меня в случае неожиданного побега. Значит, у меня оставался только один, зато достойный вариант, и смешно было им не воспользоваться.

Последний раз снимая штаны, я случайно в них запутался, упал и подкатился под ноги Сергея. Пнул он меня брезгливо и необдуманно. Уже через секунду клубок из двух тел, нещадно матерясь, балансировал на самом краю обрыва, а еще через мгновение Сергей, матерно прощаясь с миром, летел к праотцам. А сам я, каким-то чудом уцепившись пальцами за каменный выступ, повис над пропастью, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь опору. Зачем она мне была нужна, я не знал. Все равно сейчас киргиз меня пристрелит, так стоит ли особенно дергаться? Словно в подтверждение моих слов, многообещающе клацнул затвор, и тут же отчетливо послышался тревожный голос Стригуна. Только перед смертью я догадался, каким образом у них осуществляется связь.

— Рыскул, Рыскул, немедленно ответь. Прием.

— Да, шеф, я слышу хорошо. Прием.

— Немедленно приведите его назад. Он жив?

— Пока жив, прием.

— Смотри, чтоб ни единый волос не упал с его головы, иначе поплатишься своей. Как понял, ответь.

— Я все понял, шеф. Но только он Сергея столкнул в пропасть.

— Туда ему и дорога. Веди его осторожно, как девушку.

— А если он меня тоже столкнет?

— Если ты хоть пальцем его тронешь, я тебя отправлю туда лично.

— Я все понял, конец связи. Хорошо, что ты еще живой, — отключая рацию, похвалил меня Рыскул. — А то бы шеф опять ругаться начал. Вылезай, я тебе помогать не буду, не хочу лететь за Серегой. Лучше от шефа потом сбегу.

— Не сбежишь ты от него, больно умный он, сразу найдет, — выбираясь на площадку, пообещал я киргизу.

— Умный-то умный, а не умней меня. Это я придумал, чтобы перед смертью жертва раздевалась сама. А теперь подумай, если бы не это, то где бы ты уже был, а?

— Да, Рыскул, тут ничего не попишешь, коньяк с меня.

— Дешево ты, однако, свою жизнь ценишь, я бы ящика не пожалел.

— Что делать, хороший, умный охранник и стоит дорого, — натягивая куртку, съязвил я. — Так-то, брат киргиз. Хороший охранник — он и в Африке охранник.

— Ладно, иди вперед, — почувствовав в моих словах иронию, посуровел Рыскул. — Да учти, что я не киргиз, а казах.

— Извини, брат казах, не хотел обидеть.

— Ладно, иди, только смотри у меня, без глупостей, убить не убью, а по ногам прошью. Марш, русский брат. Иди и не разговаривай.