Гончарный круг неба - [9]

Орр поднял голову, глядя мимо Хабера на стену, где висела фотография Маунт-Худа.

Безмятежная картина в мягких, размытых тонах: серое небо, красновато-коричневая гора с белыми точками ближе к вершине, туманный фон.

Доктор не смотрел на картину. Он пристально следил за Орром. Когда Орр окончил, он рассмеялся, не то чтобы слишком громко, а просто чуть возбужденно.

— Мы к чему-то приближаемся, Джордж!

— К чему?

Орр чувствовал себя жалким и униженным, голова его все еще кружилась после гипноза. Он лежал здесь спящий, может, раскрыл рот во сне и храпел, а Хабер шпионил за его мозгом и подсказывал ему, что видеть во сне.

Он чувствовал себя выжатым, когда же конец? Очевидно, доктор не помнит о фотографии лошади, не помнит разговор о той фотографии. Он уже в новом настроении, с которым не связаны все его воспоминания.

Доктор расхаживал взад и вперед по комнате, говоря громче обычного:

— Итак: а) вы видите сны по приказу и поддаетесь гипнозу, б) вы великолепно реагируете на усилитель. Поэтому мы сможем работать вместе, быстро и эффективно, без гипноза. Я предпочитаю работать без гипноза. То, что мозг делает сам по себе, бесконечно интереснее и сложнее, чем любой его ответ на химическое стимулирование. Поэтому я и разработал усилитель, чтобы дать мозгу возможность самостимуляции. Созидательные и терапевтические ресурсы мозга, бодрствующего или спящего, практически бесконечны. Если бы только подобрать ключи ко всем замкам! Власть одних только сновидений огромна!

Он рассмеялся своим жизнерадостным смехом.

Орр почувствовал неловкость: слишком близко к истине.

— Я уверен, что ваше лечение идет теперь именно в этом направлении. Нужно использовать ваши сны, чтобы победить их. Встретить ваш страх и с моей помощью покончить с ним. Вы боитесь собственного мозга, Джордж. С таким страхом не может жить ни один человек. А вы и не должны. Вы не знали, как использовать собственный мозг, как обратиться к нему за помощью, воспользоваться им в созидательных целях. Вам нужно лишь не скрывать от себя свою умственную мощь, не подавлять ее, а высвободить. Мы сделаем это вместе. Разве я не прав?

— Не знаю, — ответил Орр.

Когда доктор говорил об этой его умственной мощи, Орр на мгновение подумал, что Хабер имеет в виду его способность изменять реальность. Но если бы он имел в виду это, разве он не сказал бы ясно? Зная, что Орр отчаянно нуждается в подтверждении, он не отказал бы ему.

Сердце Орра упало. Наркотики выбили его из эмоционального равновесия, он это знал, и поэтому пытался контролировать свои чувства. Но это разочарование сильнее его контроля. Теперь он понял, что позволил себе слабую надежду. Вчера он был уверен, что доктор знает о замене горы лошадью. Но Хабер постарался скрыть свою осведомленность. Несомненно, он был не способен признаться в этом даже самому себе.

Орр сам долго не мог поверить, что совершает невозможное. Однако он надеялся, что Хабер, зная содержание сна, присутствует при нем, в самом центре, может заметить изменения, может помнить их и подтвердить.

Плохо. Выхода нет. Орр оставался там, где был уже много месяцев — в одиночестве, — зная, что он безумен, и зная, что он не безумен, в одно и то же время. Вполне довольно, чтобы сойти с ума.

— А может, вы дадите мне постгипнотическое внушение не видеть эффективных снов? Поскольку вы предположили, что я могу… так я избавился бы от наркотиков, по крайней мере, на время.

Хабер сел за стол, сгорбившись, точно медведь.

— Сомневаюсь, чтобы оно подействовало, даже на одну ночь, — сказал он просто.

И вдруг он загремел снова:

— Разве это не то же бесплодное направление, в котором вы уже двигались, Джордж? Наркотики или гипноз — это все подавление. Вы не сможете убежать от собственного мозга. Вы видите это, но не хотите согласиться. Все в порядке. Подумайте. Вы дважды вот на этой кушетке видели сны. Плохо было? Кому-то принесло вред?

Орр покачал головой, слишком расстроенный, чтобы отвечать.

Хабер продолжал говорить, и Орр заставил себя его слушать. Доктор говорил теперь о мечтах, о получасовых циклах сновидений, об их использовании и ценности. Он спросил, какой тип мечтания ближе Орру.

— Я, например, — сказал он, — часто мечтаю о героизме. Я спасаю девушку, или товарища-астронавта, или осажденный город, или целую обреченную планету. Мессианские мечты, мечты о добрых целях. Хабер спасает мир! Они очень забавны — пока я держу их там, где им положено быть. Всем нам надо немного прихвастнуть, пусть в мечтах, но когда мы начинаем ориентироваться на них, тогда параметры реальности становятся для нас системами. Затем есть тип мечтания «остров Южного моря». Им предаются люди средних лет. И тип благородного мученика, и различные романтические фантазии юности, и садомазохистские, и так далее. Большинство людей отдают дань сразу нескольким типам. Мы почти все хоть один раз смотрели на арене цирка в глаза льву или бросали бомбу в своих врагов, или спасали девственницу с тонущего судна, или писали за Бетховена его Десятую симфонию. Так какой стиль вы предпочитаете?

— Уход… бегство, — сказал Орр.

Ему пришлось собраться с мыслями и ответить этому человеку, который старается помочь ему.