Гончарный круг неба - [18]

Хабер жестом подозвал адвоката и показал на экран ЗЭГ, на который она поглядывала из угла, а сам продолжал:

— Вы увидите сон, в котором не будет чувства перенаселения. Весь мир будет перед вами, вы ощутите свободу.

Наконец он сказал:

— Антверп!

Он указал на экран, и Лилач увидела почти немедленную перемену.

— Видите, как замедляются все движения, — говорит он. — Вот пик высокого напряжения, вот другой… всплеск сна. Он уже во второй стадии ортодоксального сна с-стадии, как вы его назовете. Это сон без ярких сновидений, он длится между периодами ж-стадии всю ночь. Но я не позволю ему задерживаться здесь, поскольку нам нужны сновидения. Включаю усилитель. Следите за этими линиями. Видите?

— Похоже, будто он просыпается, — с сомнением заметила она.

— Верно. Но он не просыпается. Посмотрите на него.

Орр лежал навзничь, голова его откинулась, так что короткая светлая бородка задралась кверху. Он крепко спал, но рот у него был напряжен. Вот он вздохнул.

— Видите, как двигаются его глаза под веками. Когда в 1930 году установили этот феномен, его назвали быстрыми движениями глаза спящего. Но это не только движения глаз. Это третья стадия существования. Все его автономные системы полностью мобилизованы, как в напряженные моменты бодрствования. Но мышечный тонус нулевой. Большие мышцы расслаблены глубже, чем при с-сне. Кора, подкорка, мозжечок, средний мозг — все активны, как при бодрствовании, в то время как при сне с-стадии они пассивны. Дыхание и давление крови на уровне бодрствующего организма или даже выше. Пощупайте его пульс.

Он взял запястье Орра.

— Восемьдесят или восемьдесят пять. Он парень что надо.

— Значит, он видит сон?

— Да.

— И все его реакции нормальны?

— Абсолютно. Каждую ночь мы все четыре или пять раз бываем в таком состоянии, не менее чем по десять минут каждый раз. Это совершенно нормальная ж-стадия на экране ЗЭГ. Единственная странность — вот эти редкие пики, какая-то мозговая буря. Раньше я подобного не наблюдал. Такие пики наблюдаются в ЗЭГ человека, занятого напряженной творческой работой: создание картин, скульптур, стихотворений, даже чтение Шекспира. Я еще не знаю, что в данный момент делает его мозг. Усилитель дает мне возможность регулярно наблюдать эти эффекты, а затем изучать их.

— А может, этот эффект вызван машиной?

— Нет.

Он уже пытался стимулировать мозг Орра, посылая запись одного из этих пиков, но в результате получалась мешанина прежних снов, во время которых усилитель зафиксировал пик, и нынешнего. Но не стоило упоминать о неудачных экспериментах.

— Теперь, когда он глубоко погрузился в свой сон, я выключаю усилитель. Сможете ли вы определить, когда я его выключил?

Она не смогла.

— Мозговая буря продолжается. Смотрите на эти линии. Так бывает и у других пациентов, ничего нового. Вы видели исследовательские возможности усилителя? Никакого влияния на пациента, кроме приведения его мозга в нужное врачу состояние. Смотрите!

Она, конечно, пропустила пик. Наблюдение за ЗЭГ требует практики.

— Он все еще видит сон и расскажет нам о нем.

Больше Хабер не мог говорить. Он чувствовал: движение, приход, изменение.

Женщина тоже почувствовала это. Она выглядела испуганной. Сжимая тяжелое медное ожерелье, как талисман, она в ужасе и отчаянии посмотрела в окно.

Он не ожидал этого. Он считал, что только он сможет ощутить изменение.

Но она слышала, как он внушал Орру содержание сна, она, как и он, была в центре, стояла рядом с видящим сон и подобно Хаберу видела в окно, как исчезают башни и как рассеиваются огромные пригороды, как туман, как дым. И город Портленд, который до чумы населял один миллион человек, теперь, в годы Восстановления, имеет всего сто тысяч. Подобно всем американским городам, в нем множество развалин. Видны мосты над рекой, старое сорокаэтажное здание первого Национального Банка, а далеко за ним, над всем — строгие бледные горы.

Она видела, как это произошло, хотя он не допускал и мысли, что инспектор департамента тоже увидит изменения. А значит, он и сам в сущности не верил в них, в реальность снов Орра, хотя был свидетелем их, в страхе и замешательстве, не менее десятка раз, хотя он видел, как лошадь превращалась в гору, как одна реальность сменяет другую. Хотя он уже месяц испытывал и наблюдал мощь мозга Орра, он все еще не верил в происходящее.

Весь сегодняшний день с момента прихода на работу он ни разу не вспомнил, что неделю назад он не был директором Орегонского онейрологического института, потому что такого института не существовало. Но с прошлой пятницы такой институт существует уже восемнадцать месяцев, а он его основатель и директор, и так оно и есть — для него, для всего персонала, для коллег из Медицинской школы, для правительства, субсидировавшего институт. Он полностью, как и все они, принял эту новую реальность. Он подавил в себе воспоминания о том, что до последней пятницы все было не так.

До сих пор это был наиболее успешный сон Орра. Начался он в старом кабинете за рекой, под проклятой фотографией Маунт-Худа, а кончился здесь, и он был при этом, видел как меняются вокруг стены, как меняется мир, и забыл об этом, настолько прочно забыл, что даже не подумал, что ведь третье лицо, посторонний, тоже может увидеть это.