Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [75]
До смерти В.М. Бехтерева в 1927 году его авторитет в области научных основ полового развития был в Советском Союзе непререкаем, но со смертью ученого, с последовавшим за ней распадом сети специализированных научных институтов рефлексология потеряла своего самого рьяного сторонника>62. Психоанализ, не пользовавшийся особой популярностью у советских психиатров, открывал другой взгляд на сексуальность. В последние годы царизма теории 3. Фрейда вызвали прилив энтузиазма у нового поколения психиатров, но на страницах журнала русского психоаналитического движения, «Психотерапия»>63, гомосексуальности уделялось мало внимания. Несмотря на широкое распространение в начале 1920-х годов психоаналитических методик
3. Фрейда, его объяснения гомосексуальности редко воспроизводились в советской психоаналитической литературе. В конце этого десятилетия усилились санкционированные властями нападки на «фрейдизм» — и как на мировоззрение, и как на психотерапевтическую технику. Психоанализ оказался под запретом вплоть до 1970-х годов>64.
Книги 3. Фрейда были переведены на русский язык и изданы в нэповской России, его теории хорошо знала читающая публика. Он оказал значительное влияние на раннюю советскую педагогику и культурологию>65. Но психиатрические публикации этого периода по гомосексуальности не несут на себе печати психоанализа. Хотя работы венского ученого были широко известны, лишь немногие психиатры приняли его методику и следовали ей на практике, поэтому в России появились лишь единичные работы, посвященные психоаналитическим интерпретациям однополых извращений. Причины тому были и организационные, и идеологические. При царизме психиатрия боролась за признание и достойное положение. «Малая психиатрия» (лечение неврозов и решение повседневных жизненных проблем)>66 не имела такого статуса, как во Франции и Германии. В.М. Бехтерев и П.Б. Ганнушкин были противниками 3. Фрейда, первый — из-за своего биологического и рефлексологического подхода, второй — поскольку был учеником Эмиля Крепелина (Kpaepelin, Emil; 1856— 1926), оппонента психоанализа>67. Два студента П.Б. Ганнушкина, Е.К. Краснушкин и Лев Маркович Розенштейн (1884—1934), заинтересовались открытиями 3. Фрейда накануне революции. Но в позднейших работах Е.К. Краснушкина по сексуальности это влияние не прослеживается. В 1929 году В. Райх утверждал, что деятельность Л.М. Розенштейна на посту директора Института невропсихиатрической профилактики в Москве протекала под влиянием 3. Фрейда, но советский врач редко выступал в печати по проблемам пола и психоанализа>68. Взгляды Л.М. Розенштейна трудно реконструировать. Без сомнения, в 1920-е годы он продолжал интересоваться сексуальностью и ее местом в психогигиене. Оказавшись в середине тех лет в научной командировке в Берлине, он потратил драгоценное время на посещение М. Хиршфельда и психиатра Артура Кронфельда (Kronfeld, Arthur; 1886—1941) в Институте сексологии. Домой он вернулся разочарованным тем, что А. Кронфельд «не работает совершенно теперь в психиатрических учреждениях и занимается только приемом в Институте сексуальных наук Гиршфельда, учреждении коммерческого типа с громким названием»>69. В конце 1920-х годов Институт невропсихиатрической профилактики продолжал проводить работу в сфере полового просвещения>70. Оптимистический взгляд Л.М. Розенштейна на секс-гендерное диссидентство у женщин, о которых в 1933 году сообщала американская обозревательница Элла Уинтер (Winter, Ella; 1898—?), носил эмансипационистский характер и был лишен какого-либо намека на психоанализ. Как врач, Л.М. Розенштейн считал, что должен помочь пациенту примириться с однополым влечением и обрести достойную и продуктивную социальную роль. Он приглашал «лесбиянок, женщин-милиционеров и красноармейцев» прийти в форме и рассказать студентам-медикам свои истории, заявляя при этом, что в Советской России «женщины могут свободно взять мужские имена и жить, как мужчины»>71. (О том, действительно ли существовали подобные возможности, будет рассказано в гл. 6.) Возможно, дискурс сексуальной революции Л.М. Розенштейн воспринимал так же, как ее понимали левые за границей. Но к этому времени, 1932 или 1933 году, сформировался новый и более жесткий дискурс о «личностном несоответствии». Психиатры были вынуждены мириться с новым криминализированным дискурсом о мужчине-гомосексуале; положение «женщин, взявших мужские имена и живущих, как мужчины», стало несносным.
Истории однополых отношений, пересказываемые врачами из регионов России, свидетельствуют, что психоанализ был принят с энтузиазмом, и фрейдовские теории проникли далеко за пределы Москвы>72. Наиболее откровенный фрейдовский анализ «гомосексуалиста» вышел из стен саратовского кабинета криминальной антропологии. В 1925 году психиатр кабинета А.П. Штесс опубликовал не имевший аналогов в советской психиатрической литературе психоаналитический портрет «гомосексуалистки». Интерпретацию душевного состояния пациентки врач творчески основывал на эдиповом комплексе, завистливом желании обладать пенисом и страхе кастрации. Терапевтическое внушение, техника свободных ассоциаций 3. Фрейда и семнадцать сеансов гипноза постепенно сделали ее союзницей врача и в конце концов как будто вылечили. Подобно психоаналитикам США позднейшего времени А.П. Штесс применял фрейдовский анализ для «лечения» гомосексуальности, служившей, как он считал, «препятствием к выработке мировоззрения» и понижавшей «социальную ценность человеческой личности». Психоанализ он объединял к тому же с гипнозом, что часто практиковалось в России, но было осуждено 3. Фрейдом, отвергавшим догматическую и неприязненную патологизацию гомосексуальности
