Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [7]
Историки геев и лесбиянок (за исключением С. Карлинско-го) мало что знают о сексуальности в России. Они ограничиваются изучением европейской сексуальной реформы и атак активистов геев на закоснелую гендерную политику левых на Западе. При этом упускается из виду особое положение России, относящейся одновременно и к Европе, и к Азии>41. Когда разговор заходит о России или Советском Союзе, исследование однополой любви сводится к анализу немногочисленных официальных источников. Дело дошло до того, что недавно один известный ученый вообще проигнорировал этот обширный и неоднородный регион>42. В результате историческая литература прошла мимо опыта громадной страны (в том числе населяющих ее малых народов) и ограничилась некоторыми хорошо известными личностями и эпизодами. Отсутствие сведений о противоречивом понимании секс-гендерного диссидентства в Российской империи и затем в Советском Союзе чревато большими пробелами в квир-исследованиях.
Однополая любовь обычно рассматривалась как болезненное состояние, даже если речь шла о целом регионе. Россия — великолепный пример (которым ранее пренебрегали) европейского общества с противоречивыми, размытыми взглядами на однополый эрос у различных народов и этнических групп>43. Нехристианские народы периферии империи относились к «гомосексуальности» совсем иначе, чем великороссы в центральных областях. С точки зрения антропологов XIX века, следовавших медицинской модели, гендер-трансгрессивные шаманы первобытных обществ Дальнего Востока были обречены страдать от «извращения полового инстинкта». В то же время российские врачи считали мусульманских мужчин, эксплуатирующих мальчиков-проститутов, развращенными, но не больными>44. Историю западных идей о гомосексуальности в России следует оценивать не только в увязке с автократическими или советскими структурами власти с развернутой в них медицинской моделью, но и во взаимосвязи с вариациями этой модели, используемыми или отвергнутыми, но отражающими разнообразие (dissidence) секса и гендера среди «нецивилизованных» народов за пределами европейской части империи>45. Россию XIX—XX веков отличала «география извращений». В нашей книге, посвященной преимущественно европейской части страны, сделана попытка очертить контуры соответствующей географической карты — такой, какой она представлялась русскому человеку.
Резюмируя данный обзор, скажем, что, к великому сожалению, имеющаяся литература по истории русского и советского обществ, игнорируя или отказываясь принимать во внимание сексуально-гендерное диссидентство, не отражает опыта «сексуального меньшинства». Не замечает она и решительных действий властей, способствующих воскрешению и популяризации мифа о повальной, естественной и извечной русской (советской) гетеросексуальности. Игнорирование однополых отношений между женщинами оборачивается непринятием во внимание гош, что историки других стран считают составляющей современных фемининных ролей. Отказавшись от изучения русской и советской маскулинности, историки проглядели ключевой фактор, способствовавший встраиванию в жизнь общества властных отношений. В то же время историки, сосредоточенные на изучении лесбиянок и геев, неправильно понимают или просто игнорируют социальный и культурный базис, питающий бурную историю регулирования однополого влечения в эпоху русской революции. До сей поры историки гомосексуальности уделяли недостаточно внимания связям и нестыковкам между революционными замыслами большевиков и методами, использовавшимися ими при модернизации доставшейся им империи.
Сведения
о сексуально-гендерном диссидентстве в контексте российских реалий
Эта книга посвящена двум ключевым вопросам. Первый прост: что вообще известно об однополом влечении в России прошлых эпох? Изучив различные свидетельства, которые будут приведены далее, мы сможем выявить социальные, культурные и гендерные контексты любви между лицами одного пола в основных регионах царской и советской России. Отталкиваясь от этой «печки», можно будет перейти ко второму ключевому вопросу: как была проведена модернизация регулирования сексуально-гендерного диссидентства в революционной России и что отличало этот процесс от аналогичных явлений на Западе? В поисках ответов будем опираться в первую очередь на обсуждение этих вопросов в правительственных учреждениях, кругах врачей и юристов, как практиков, так и теоретиков-исследова-телей, на статистические отчеты и разного рода социальные комментарии.
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге впервые в отечественной историографии исследуется отношение американского общества к войне с Великобританией в 1812–1815 гг. События вписываются в контекст наполеоновских войн и хронологически совпадают с Отечественной войной 1812 г. и заграничными походами русских войск. Восприятие в американской историографии и исторической памяти народа этой войны весьма противоречиво, от восхваления как второй Войны за независимость, создавшей национальный гимн или образ дяди Сэма, до резкой критики ненужного и бессмысленного конфликта, «войны м-ра Мэдисона», затеянной ради партийных целей и личных амбиций, во время которой американцы пережили национальный позор, а их столица была сожжена врагом.
Книга посвящена истории польской диаспоры в Западной Сибири в один из переломных периодов истории страны. Автором проанализированы основные подходы к изучению польской диаспоры в Сибири. Работа представляет собой комплексное исследование истории польской диаспоры в Западной Сибири, основанное на материалах большого числа источников. Исследуются история миграций поляков в Сибирь, состав польской диаспоры и вклад поляков в развитие края. Особое внимание уделено вкладу поляков в развитие предпринимательства.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.
С тех пор как человек обрел способность задумываться о себе, вопрос собственного происхождения стал для него центральным. А уж в XXI веке, когда стремительно растет объем данных по ископаемым остаткам и развиваются методики исследований, дискуссия об эволюционной истории нашего вида – поистине кипящий котел эмоциональных баталий и научного прогресса. Почему остались только мы, Homo sapiens? Какими были все остальные? Что дало нам ключевое преимущество перед ними – и как именно мы им воспользовались? Один из ведущих мировых специалистов, британский антрополог Крис Стрингер, тщательно собирает гигантский пазл, чтобы показать нам цельную картину: что на сегодняшний день известно науке о нас и о других представителях рода Homo, чего мы достигли в изучении своего эволюционного пути и куда движемся по нему дальше. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Автор этой книги знает о садоводстве не понаслышке. Он проходил обучение в Ботаническом саду Оксфордского университета. Книга рассказывает о науке ботанике и двух выдающихся исследователях – Карле Линнее и Джозефе Бэнксе. В XVIII веке ботаника еще не утвердилась в обществе и умах людей так, как физика и математика. Из книги вы узнаете о фактическом становлении этой науки и о том, как и почему все больше людей по всему миру стали ею интересоваться. Швед Карл Линней классифицировал растения, животных и минералы, его система «выжила» благодаря тому, что выбранные признаки оказались очень наглядными и удобными для применения на практике.