Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [49]

Эвфемизация в полицейском преследовании мужеложства

Российское законодательство последних лет царизма было недвусмысленно нацелено против мужских однополых отношений. До 1900 года уголовное наказание за мужеложство между согласными взрослыми было достаточно суровым и продолжало оставаться таковым даже после последовавшего с этого года небольшого послабления⁶⁴. Царистский дискурс не щадил адептов мужской однополой любви, хотя женский однополый эрос игнорировал. На практике же дело обстояло штаодь не так гладко — давало о себе знать множество противоречий в применении антимужеложного законодательства⁶ ’. До 1905 года представители привилегированных классов редко подвергались уголовному преследованию. Приговор!л за добровольное мужеложство выносились всё реже и реже. Революция 1905 года нанесла тяжелый удар по царизму. На поверхность всплыла неадекватность юридической практики применения законодательства в данной сфере. Завуалированная, но ни для кого не являющаяся тайной терпимость последних двух царей к мужчинам, имевших секс с другими мужчинами, как членами царской семьи, так и придворными, замкнула круг противоречий между гомосексуальностью и законом.

В десятилетия, предшествовавшие 1914 году, в России, в отличие от других европейских стран, где мужские однополые отношения преследовались, не было таких фигур, как Оскар Уайльд (Wilde, Oscar; 1852—1900), князь Филипп Эйленбург (Eulenburg und Hertefeld, Philipp Ftirst Zu; 1847—1921) или полковник Альфред Рёдль (Redl, Alfred; 1864—1913). Скандалы, связанные с их именами, превратили мужскую гомосексуальность в политическую проблему и породили тревогу по поводу маскулинности и боеготовности армии⁶⁶. В России было достаточно претендентов на такие знаковые роли, но общество привыкло быть избирательным в своих оценках и не афишировать подобные проблемы⁶⁷. Когда все-таки скандал готов был вот-вот разразиться, в ход пускались связи, и дело постепенно сходило на нет. Самодержавное государство было более склонно к наложению административных наказаний, нежели к судебным разбирательствам⁶⁸. В действительности мужчины правящего класса, предпочитавшие секс с мужчинами, проявляли минимальную осторожность, считая, что для поддержания иллюзии отсутствия «содомитов» в высшем обществе и правительстве достаточно состоять в браке. И в этом была неоценима помощь государства. Композитор П.И. Чайковский научился ценить подобную осторожность, после того как в студенческие годы пресса причислила его к группе «педерастов», завсегдатаев ресторана «Шотан» в Петербурге⁶⁹. Ультраконсервативный издатель газеты «Гражданин» князь В.П. Мещерский не только не подвергался гонениям со стороны императоров Александра Ш (1845—1894) и Николая П, но получал субсидии на издание и даже всячески превозносился за покровительство молодым военным, с которыми весело проводил время. В.П. Мещерского из-за «грешков» не принимали при дворе, но государи встречались и переписывались с ним частным образом, что позволяло князю оказывать помощь друзьям и содержать журнал⁷⁰. В 1887 году, после скандала, в котором был замешан молодой солдат императорской гвардии, Александр Ш повелел прекратить преследование князя. Это произошло вопреки мнению семьи В.П. Мещерского и активному противодействию обер-прокурора Священного Синода Константина Петровича Победоносцева (1827—1907). В дальнейшем аналогичным образом был потушен сексуальный скандал, в котором фигурировали около двухсот человек, в том числе В.П. Мещерский и члены императорской фамилии⁷¹. Согласно С. Карлинскому, в это время гомосексуалами были по меньшей мере семь великих князей (дяди, племянники и двоюродные братья последних двух царей). Один из них — брат Александра II (1818—1881), великий князь Сергей Александрович (1857— 1905), — венчал «гомосексуальную пирамиду» общественной жизни России⁷².

Этот букет противоречий был аранжирован высочайше санкционированным формальным запретом мужеложства, образовав своего рода неадекватную и пришедшую (после 1905 г.) в упадок систему преследования. Критики единодушно полагали, что «одно из наиболее крупных зол: <...> фактическое неприменение закона, <...> случайный и неравномерный характер репрессии, обрушивающейся на одних, но щадящей других, сильных своим положением, влиянием, связями»⁷³. Эвфемизация — сокрытие непристойных поступков элиты — нашла свое самое красноречивое выражение в судах, где лишь крошечный процент дел касался представителей привилегированных сословий, по крайней мере, внешне. Этому как будто противоречит статистика: из 440 осужденных за мужеложство в царской России с 1874 по 1904 год к высшим кругам принадлежало около 5% «педерастов», причем их доля в общем количестве осужденных за эти годы — около 2,8%⁷⁴. Однако при внимательном рассмотрении выясняется, что только отдельные государственные сановники понесли кару за мужеложство. Чаще всего осуждались люди «свободных профессий» («артисты, медики, литераторы, преподаватели, священники»), прислуга и ремесленники⁷⁵. Одновременно большой процент осужденных за мужеложство, сравнительно с количеством осужденных за все прочие преступления, приходился на долю нерусских, преимущественно «восточных народов, отличающихся наиболее страстным темпераментом», при том что около 72% осужденных за мужеложство относились к европейским славянам (русским, украинцам и белорусам)