Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [30]
Описанные Б.И. Бентовиным покровительственные однополые отношения в борделе как бы нейтрализовывали горькую правду реальной действительности, с чем сталкивалось большинство легальных проституток. Условия жизни в российских борделях обычно были убогими и калечили проституток и нравственно, и физически. Медицинский надзор, грубый и бесцеремонный, навязывался женщинам, запугиваемым болезнями и нищетой. Хотя бордели относились к социальной сфере, где, без всякого сомнения, тайно существовали однополые отношения, суровая жизнь в публичных домах предоставляла секс-работницам лишь ограниченные возможности для самовыражения>14.
Упразднение Советской властью медико-юридического регулирования деятельности борделей и последовавший подъем тайной секс-торговли превратили проституцию в неподконтрольную сферу в отношении женщин, вернувшихся к этой профессии. Жилищный кризис и исчезновение возможностей использовать закрытые помещения вытеснили неодобряемый гетеросексуальный секс на улицы, в железнодорожные вокзалы и вагоны, в рестораны, бани и салоны такси. Революционный режим провозгласил женщин, продающих свои тела, жертвами экономической эксплуатации. Поскольку их деятельность не считалась криминализированной (т. е. не запрещалась, а потому не подлежала уголовному преследованию), то и дело проводились кампании, целью которых было убедить падших женщин отказаться от своей секс-деятельности. Упразднение лицензирования публичных домов поставило проституцию и секс-работниц в весьма нестабильные и опасные для жизни условия>15. Русские историки утверждают, что в 1920-е годы многие горожанки и женщины, некогда принадлежавшие к привилегированным классам, были вынуждены время от времени заниматься гетеросексуальной проституцией, поскольку к этому их вынуждали тяготы городской безработицы>16. Можно спорить, до какой степени это соответствует действительности, но, вне всякого сомнения, упразднение регулирования проституции и стремление «спасти» проституток сказались самым решительным образом на возможностях однополых отношений в рамках секс-торговли>17.
Эту ситуацию ярко иллюстрирует дело об убийстве в 1926 году «гомосексуалисткой» Ш. своей партнерши — проститутки Л. Материалы истории болезни также наводят на мысль, что, подобно западным коллегам, советские врачи усматривали связь между проституцией и женской гомосексуальностью>18. Ш. до встречи с убитой дважды была замужем: первый раз — до мировой войны, очевидно, по любви, а второй — во время Гражданской войны, — «не любя, по расчету». В 1919 году Ш. овдовела и в поисках средств к существованию уехала в Москву. Сначала Ш. и Л. жили в одной квартире, а затем — в одной комнате. Познакомились они в столовой, куда устроились на время. Подрабатывая еще и в качестве прислуги, Л. приводила домой мужчин для платного секса. Ш. чинила одежду, стирала и готовила для Л. Московским судебным психиатрам, Евгению Константиновичу Краснушкину (1885—1951) и Н.Г. Холзаковой, Ш. сообщила, что Л. сексуально домогалась ее и что она, Ш., в конце концов была вынуждена зарубить Л. топором. Врачи с сомнением отнеслись к уклончивым и неопределенным утверждениям Ш. о краткости и эпизодичности ее половых отношений с Л. Было выдвинуто предположение, что «бисексуал» Ш. не только имела регулярные интимные отношения с Л., но периодически занималась и проституцией>19.
Психиатрам не удалось выяснить, какова подлинная роль коммерческого гетеросексуального секса в партнерстве Л. и Ш. В отличие от Б.И. Бентовина, врачи не решились заявить о прямой связи между «лесбийскими» отношениями и вовлеченностью в проституцию через покровительство, предпочитая вместо этого видеть в «маскулинизированном» теле Ш. биологическое объяснение девиации. Другие исследователи рынка гетеросексуальной проституции первых лет Советской России отмечали экономическое партнерство молодых женщин (продающих секс) и пожилых (сдающих им комнату), но даже не обсуждали вопроса о том, что за подобным симбиозом могут скрываться однополые отношения>20. В случае с А. и Ш. однополые отношения фактически связали их в одну семью, ведущую совместное хозяйство. Какими бы ни были бытовые и экономические отношения между ними (психиатры мало что могут сказать об этом аспекте), врачи объясняли участие женщин в секс-торговле и их «женскую гомосексуальность» маскулинизацией и дегенерацией.
Тремя годами позднее психиатр Е.К. Краснушкин опубликовал серию лекций о «преступниках психопатах», где в числе прочего рассмотрел случай тридцатипятилетней «поэтессы» с «целым букетом всяких сексуальных извращений» и «очень авантюристическим прошлым», в чьих стихах «воспевается лесбосская любовь», а экскурсы в гетеросексуальную проституцию привели к столкновению с милицией и психиатрией>21. Красочное описание Е.К. Краснушкиным его пациентки выдержано в рамках стереотипа о «проститутках как лесбиянках»:
«Поэтесса» была арестована за содержание притона разврата. Она — гомосексуалистка, она — эксхибиционисгка (мс!), она — садистка и мазохистка, она страдает вуаерством и т. д. На почве всех этих извращений и создается ее дело. Она обвиняется в содержании притона <...> завлекает с биржи какую-то артистку, завязывая с ней гомосексуальную связь и наконец совершает гомосексуальный акт в присутствии двух мужчин, угощающих их (двух женщин) вином и закусками и платящих за это сексуальное зрелище 10 р<уб>.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
В эпоху тотальной цифровизации сложно представить свою жизнь без интернета и умных устройств. Но даже люди, осторожно ведущие себя в реальном мире, часто недостаточно внимательно относятся к своей цифровой безопасности. Между тем с последствиями такой беспечности можно столкнуться в любой момент: злоумышленник может перехватить управление автомобилем, а телевизор – записывать разговоры зрителей, с помощью игрушек преступники могут похищать детей, а к видеокамерам можно подключиться и шпионить за владельцами.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
О чем это? • о ключевых словах современной науки; • о самых страшных экспериментах; • о сущности цивилизации. «Любому человеку нужен просто разговор – о важном, научном. Это задача научных журналистов. И один из самых ярких, самых ясных, самых ответственных – Григорий Тарасевич». Александр Архангельский, телеведущий, писатель, профессор Высшей школы экономики «…Книга вызывает множество противоречивых чувств: с рядом моментов хочется спорить, от большинства историй смеялась в голос, а от некоторых глав становилось безумно грустно».
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.