Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства - [12]

В ЦГАМ [ЦМАМ] нами просмотрены восемь дел конца 1940-х — 1950-х годов, сохранивших полный набор документов. Два дела (1950 и 1955 гг.) чрезвычайно интересны; они представляют собой уголовные преследования двух взрослых мужчин по обвинению в добровольном мужеложстве. Остальные дела касаются насильственных однополых сексуальных действий взрослых мужчин над малолетними в возрасте от 6 до 16 лет. За истечением срока давности судебные документы, согласно соответствующим протоколам, подлежат в ЦГАМ [ЦМАМ] периодическому уничтожению. Исключение было сделано для 2% «наиболее репрезентативных» послевоенных судебных дел (особенно с 1945 по 1960 г.), и не осталось никаких указаний на то, что было в остальных 98%, упомянутых в описи⁷⁰. В результате из судебных отчетов Московских окружного и городского судов за период с 1861 по I960 год (кроме 1917—1930 гг.) идентифицировано 23 случая уголовного преследования за однополые преступления; осуждены 56 человек, причем большинство — в период сталинистской рекриминализации мужеложства и Большого террора⁷¹.

Хотя у нас не было доступа к архивам НКВД, но это компенсировалось обилием документации из нижестоящих инстанций, в том числе из архивов Народных комиссариатов юстиции и здравоохранения РСФСР. Сохранились ранние наброски (1918, 1920 гг.) первого Уголовного уложения России послереволюционного периода, правда с чрезвычайно скупыми сопроводительными комментариями и записями дискуссий относительно преступлений против личности. В фонде Народного комиссариата здравоохранения РСФСР находится стенограмма дискуссии, состоявшейся в 1929 году в Ученом медицинском совете (высшем органе Комиссариата, определявшем политику в области науки и лечебной практики) по вопросу «трансвеститов» и «среднего пола». Нами использованы также поправки Комиссариата к инструкциям по обнаружению на телах жертв признаков полового преступления (включая однополые правонарушения), а также документы о роли судебной психиатрии в судопроизводстве 1930-х годов. Эта документы демонстрируют эволюцию медицинских взглядов на гомосексуальность в советских условиях и косвенно освещают политическую ситуацию, в которой они формировались.

О главах, посвященных опыту однополого влечения у мужчин и женщин — фигурантов судебных отчетов и психиатрической литературы, уже говорилось. Русская медицинская литература по гомосексуальности и «половым извращениям», подобно европейской и американской, часто содержит пространные тексты автобиографического характера. Поскольку обычно они писались не самими гомосексуалами, а врачами или исследователями (для истории болезни пациента или включения в самоисследование), к этим документам нужно относиться осторожно. Тем не менее из-за многочисленности и географического разброса эти свидетельства нельзя игнорировать. При публикациях для медицинской аудитории подобные источники тщательно отфильтровывались, поэтому нам пришлось сопроводить их биографическими справками о некоторых известных личностях. Нам удалось познакомиться с дневниками Михаила Алексеевича Кузмина (1872— 1936), поэта-символиста и автора широко известной повести «Крылья» (СПб., 1906); дневники хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве (РГАЛИ. Ф. 232. On. 1. Ед. хр. 51—67). В них описывается изнутри ежедневная жизнь гомосексуальной ленинградской «семьи». Дневники были затребованы НКВД в середине 1930-х годов, вероятно, с целью раскрытия круга ленинградских гомосексуалов в эпоху Большого террора⁷². Замечательные биографические исследования Софьи Викторовны Поляковой (1914—1994) и Дианы Льюис Бургин о поэтессе Софии Яковлевне Парнок (наст, фамилия: Парнох; 1885—1933) — также в определенном смысле источник для понимания однополых отношений между образованными женщинами⁷³.

Наша книга состоит из трех частей.

В первой рассматривается социальное положение сексуальногендерных диссидентов среди городского населения России конца царизма и начала большевистской эпохи (приблизительно в 1870—1927 гг.). Глава 1 описывает традиционный этос секса между мужчинами и его последующую эволюцию в мужскую гомосексуальную субкультуру в условиях большого российского города. Глава 2 намечает своего рода контуры взаимных женских половых отношений, что также важно для данного периода.

Во второй части исследуются вопросы регулирования гомосексуального влечения в период революционного взрыва в 1917 году. Глава 3 рассматривает царскую политику преследования мужеложства и трибадизма (tribadism), проводившуюся в атмосфере лицемерия и снисходительности вкупе со слабой и поверхностной медициной. Глава 4 посвящена эволюции критики такого положения и появлению ряда последовательных предложений по декриминализации мужеложства (от проекта Уголовного уложения 1903 г. до большевистских Уголовных кодексов Российской Федерации, принятых в 1922 и 1926 гг.). Предметом исследования главы 5 является интерес медицины к гомосексуальности и перспективы гомосексуальной эмансипации в первые годы советской эпохи. Глава 6 рассматривает противоположные тенденции нового советского режима с его враждебностью к сексуально-гендерному диссидентству. В заключительной, седьмой, главе второй части повествуется о том, как в 1933—1934 годах произошла рекриминализация мужеложства (male sodomy) и ресоциализация «маскулинизированной» («masculinized») советской женщины.