Голый завтрак - [4]

А некоторым из нас нужны Другие Забавы и кое-что неприкрытое, поскольку я люблю видеть, что я ем и наоборот, мутатис мутандис[3], как уж обернется дело.

Биллова комната для Голого Завтрака... Спешите видеть... Хороша для молодых и старых, людей и скотов. Нет ничего лучше капельки змеиного жира, чтоб смазать колеса и запустить балаган, старина. На чьей ты стороне? ЗамороДзэнного Гидравлика? Или хочешь взглянуть на все вместе с Честным Биллом?

Итак, ранее в этой Статье я говорил о Проблеме Мирового Здравоохранения. Перед нами Большие Перспективы, Друзья МОИ. По-моему, до меня доносится брюзжание по поводу персональной бритвы и некоего мошенника-скупердяя, который известен тем, что изобрел Вексель? А вы бы?.. Бритва принадлежала человеку по имени Оккам[4], а он не был коллекционером шрамов. «Трактатус логико-философикус» Людвига Витгенштейна[5]: «Если предложение НЕ НЕОБХОДИМО, оно БЕССМЫСЛЕННО и приближается к НУЛЕВОМУ ЗНАЧЕНИЮ».

«А что МЕНЕЕ НЕОБХОДИМО, чем джанк, если Вы в нем Не Нуждаетесь?»

Ответ: «Джанки, если Вы не СИДИТЕ НА ДЖАНКЕ».

Скажу по секрету, братва, каких только банальных речей я не слыхал, и все-таки всем прочим ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ ГРУППАМ далеко до старой термодинамической джанковой ЗАТОРМОЗКИ. Допустим, ваш героинщик вряд ли что-нибудь возразит, и это я стерплю. Но ваш «курильщик» Опиума более активен, ведь у него есть крыша над головой и Лампа... а может, и 7—9—10, что засели внутри и, точно находящиеся в зимней спячке рептилии, поддерживают температуру не ниже Разговорного Уровня: как низко пали все прочие джанки, «тогда как Мы — МЫ имеем крышу и лампу и лампу и крышу и лампу и крышу и здесь тепло и приятно приятно и тепло приятно ЗДЕСЬ ВНУТРИ приятно а СНАРУЖИ ХОЛОДНО-ХОЛОДНО СНАРУЖИ где эти пожиратели отбросов и любители уколов не протянут и двух лет да и полгода доходяги вряд ли протянут есть же низкого пошиба людишки... Зато МЫ СИДИМ ЗДЕСЬ и никогда не повышаем ДОЗУ... никогда-никогда не повышаем дозу никогда кроме СЕГОДНЯШНЕГО ВЕЧЕРА это ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ а все пожиратели отбросов и любители уколов там на холоде.

...И мы никогда не едим его никогда никогда никогда не едим его... Извините пожалуйста я отлучусь в путешествие к Источнику Живительных Капель который у них всегда в кармане а опиумные шарики запихиваются в задницу в напальчнике с Фамильными Драгоценностями и прочим дерьмом».

Внутри есть еще одно местечко, сэр.

Ну, а раз эта запись звучит уже миллиардный световой год и ясно, что никогда не сменится пленка, мы, неджанки, принимаем крутые меры, и люди покидают сторонников Джанка.

Единственный способ избежать смертельной опасности — это приплыть СЮДА и остаться на ночь с Харибдой... Гарантирую удовольствие, малыш... Сладости и сигареты.

Под этой крышей я пробыл пятнадцать лет. Внутри и снаружи внутри и снаружи внутри и СНАРУЖИ. Вышел — и точка. Так послушайте же Дядюшку Билла Берроуза, который изобрел хитроумный Регулятор для Счетной Машины Берроуза на принципе Гидравлического Домкрата — как бы вы ни дергали за ручку, результат для данных координат всегда один. Я рано всему научился... а вы бы?..

Опиатчики Всех Стран, Соединяйтесь! Нам нечего терять, кроме Своих Барыг. А ОНИ НЕ НЕОБХОДИМЫ.

Взгляните вперед ВЗГЛЯНИТЕ ВПЕРЕД на джанковый путь, прежде чем ступить на него и связаться с Гнильем...

Кто поумней, тот поймет с полуслова.

Уильям C. Берроуз

Я чую, стрем нарастает, чую, как легавые суетятся снаружи, пытаясь расшевелить своих ручных стукачей, мурлычущих что-то о ложке и пипетке, которые я скидываю на станции «Вашингтон-сквер». Перескочив через турникет и стремглав спустившись на два пролета вниз по железным ступеням, я успеваю на поезд «А» в сторону жилых кварталов... Дверь мне придерживает юный, стриженный ежиком красавчик из интеллигентов, умник из умников и типичный фрукт — педик из педиков. Как видно, я соответствую его представлению о сильной личности. Ведь он из тех, что якшаются с барменами и таксистами, болтают о точных боковых ударах и «Доджерах»[6] да зовут по имени продавца у «Нэдика». Короче, засранец. На платформе появляется сыщик из отдела наркотиков — в теплой полушинели (представьте, что сидите у кого-то на хвосте, надев полушинель, — наверняка из кожи вон будете лезть, чтобы остаться незамеченным, точно последний пидор). Я так и слышу, как он говорит, держа мои причиндалы в левой руке, правая — на оружии: «Кажется, ты что-то обронил, приятель».

Но поезд подземки уже тронулся.

«Пока, ищейка!» — ору я, разыгрывая перед фруктом его второсортный спектакль. Я смотрю фрукту в глаза, отмечаю белые зубы, флоридский загар, костюм из синтетики за двести долларов, рубашку от «Братьев Брукс» с пуговицами на воротнике, а в руках «Ньюз» в качестве реквизита. «Единственное, что я читаю, — это комиксы про малыша Абнера».

Каждый правильный молокосос корчит из себя человека с понятием... Болтает о «травке», курит ее где попало и держит немного при себе, чтобы угощать голливудских развратников.

— Спасибо, малыш, — говорю я, — я гляжу, ты из наших.

Его лицо вспыхивает, окрашиваясь в дурацкий розовый цвет бильярда-автомата.