Голубые следы - [9]

Шрифт
Интервал

Это может случиться… (Набросок)

Это может случиться в степи
      После долгих напрасных скитаний.
Ни путей,
      Ни дорог,
      Мир просторен, враждебен, велик.
Нет ни капли воды,
      И язык присыхает к гортани.
Нету сил, чтобы встать.
      Надо мною звенят ковыли.
Это может случиться на море:
      Храпящая бестолочь шквала,
Накреняется шхуна,
      Ломается хрупкая снасть…
Волны сделали дело
      И ушли, как ни в чем не бывало.
Над курчавой воронкой
      Спокойно вода улеглась.
Это может случиться в бою:
      Удила конь горячий закусит
И помчит на врага…
      Но бессильно повиснет рука,
Рухнет всадник в траву
      И тугие поводья отпустит,
Умный конь постоит, постоит
      И куда-то пойдет наугад.

1939

Призывнику

Отворяются двери судьбы.
Ты выходишь из отчего дома.
Ты пройдешь по пути молодому
И устанешь от долгой ходьбы.
Ты суровый свой путь полюби,
Приказаньям наркома послушный!
Отворяются двери судьбы,
Как скрипучие двери теплушки.

1939

Прощание

Мой товарищ, милый и смешной,
Нынче отправляется в дорогу,
Не спеша прощается со мной,
Говорит негромко и немного…
Вот пройдут последние часы
В бесплацкартной суете вокзальной.
Семафор взмахнет крылом косым,
Ляжет путь — суровый путь и дальний.
Не тужи, товарищ, не тужи!
Ближними тревожными ночами
Позовут и нас на рубежи…
Может быть, и свидимся случайно.

1939

Смерть

Он вошел и сказал:
      «Командарм,
Я сегодня вернулся один.
Я сквозь фронт, сквозь огонь, сквозь удар
Этой ночью один проходил».
Встал навстречу ему командарм.
Он вошел и сказал:
      «Командарм,
(Дрогнул голос… Ссутулились плечи…)
Он погиб, он расстрелян вчера,
Наш товарищ, поэт и разведчик…»
Снял фуражку тогда командарм.
Он вошел и сказал:
      «Командарм!
Боль, как ненависть, в сердце суха…
Он, как жил и как пел, умирал,
Он пред смертью сюда передал
Эту сводку частей
И последний набросок стиха…»
Взял помятый листок командарм.
Цифры сводки столбцом покрывали листок.
И легла поперек
Вязь изломанных строк:
«Командарм, за окном закачался рассвет.
Он последний… глубокий… весенний…
У тюремной стены
   дожидается смерть,
Прячась в плюше столетних расселин.
Командарм, у стены дожидается смерть…
Нашей битве неделю назад дан был старт.
Командарм! Я сражаться еще не устал,
Но сейчас встречу смерть…
Мне на мир не смотреть…
Это страшно —
   не жить,—
      командарм!
Но скажи всем друзьям,
Передай всей стране:
Если б жизнь еще раз вернулась ко мне
(Хоть такой же конец был заведом),
Я бы снова пришел к этой мшистой стене
За кусочком Великой Победы!»
«Вы до ночи свободны, — сказал
      командарм.—
Спать идите. Идите обедать».
И на карте отметил, где ляжет удар:
Штрих на контур грядущей Победы.

1937–1939

Возвращение

Если вспомнить час прощанья…
Облака скользили к югу,
Вспышки молний освещали
Каждый нерв и каждый угол.
От грозы и от печали
Легким холодком тянуло,
Пальцы с пальцами встречались
И украдкой — поцелуи.
И казалось: нам расстаться —
Как горе сойтись с горою.
Ты сказала: — Возвращаться
Будешь, верю я, героем.
Это будет рано утром
После боя, перед счастьем.
Я войду и сброшу куртку —
Двери настежь, сердце настежь,
В поцелуе — сердце настежь…
Ты с испугом: — Смотрят люди!
— Ну и пусть. Теперь не страшно.
Победителей не судят.

1937–1939

Причина

Над нами с детства отблеск молний
   медный.
Прозрачный звон штыков
и желтый скрип ремней.
Во имя светлой будущей победы
Нам суждено в сраженьях умереть.

1939

1939 год

Весенняя сорвала буря
Повестки серенький листок.
Забудет девушка, забудет, —
Уехал парень на Восток.
Друзья прощаются внезапно.
Сырая ночь. Вокзал. Вагон.
И это значит — снова Запад,
Огнем и кровью обагрен.
Снег перестал и снова начал,
Напоминая седину.
Уехал сын. Уехал мальчик
В снега. На Север. На войну.
Да будет вечно перед нами,
Как данный в юности обет,
Год, полыхающий, как пламя,
Разлук, походов и побед.

1940

Взятие Херсонеса (Из цикла «Номады»)

I. «— Сними, девчонка, шлем…»

— Сними, девчонка, шлем, оставь
   тяжелый меч!
Отец и брат лежат на стенах рядом.
Ты зря идешь туда. Подобные чуме,
Ворвались в город буйные номады.
Да ты упорствуешь? Ты хочешь умереть
В своей нелепой эллинской гордыне…
Ну, нет, красавица! Тебе без пользы смерть,
А нам нужны красивые рабыни.

II. «От осад, от схваток, от погонь…»

От осад, от схваток, от погонь
К их столице мы пришли усталые,
Эй! Даешь огонь, огонь, огонь,
Город отдан нынче на поталу нам.
Обеспечен воинам успех,
Девушек насытим нашей силою.
Наша свадьба праведнее всех,
Самым смелым — самые красивые.

1940

Отступление

Мост забросил в реку два крыла,
Смотрится в пустынную дорогу.
Чуткая осенняя тревога
Гибкой тенью на воду легла.
— Вслед взлететь бы, крыльями
   взорлив!
— Погоди, не брошен, не забыт ты.
Простучат в последний раз копыта,
Вспыхнет шнур, восторжествует взрыв.

1940

«Все молятся богу какому-нибудь…»

И. Сельвинскому

Все молятся богу какому-нибудь,
Так водится издревле в наших
   Рассеях.
Но ты, непреложен суровый твой путь, —
Как компас, который всегда на север.
Святоши не могут такого простить,
Они никогда не прощают такого.
Они клеветой окружают твой стих,
Как льды окружают огонь ледокола.

1940

Мартину Идену

Смоленые лодки и сети под тыном.
Над морем бакланы, летящие прямо.
Мальчишка родился, назвали
   Мартином —
По имени птицы, большой и упрямой.

Рекомендуем почитать
Дафна

Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».


Одиссея генерала Яхонтова

Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.


Том 3. Художественная проза. Статьи

Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.