Голубые родники - [26]
Одних только астр в совхозе пятьдесят сортов — белые, розовые, сиреневые, фиолетовые цветы, и урожай их снимают круглый год. Самый новый и самый красивый сорт, выведенный в совхозе, — астры «Сентябрина». Его нет еще нигде, первый букет, собранный в прошлом году, подарили гостившим в совхозе женщинам из борющегося Вьетнама. В сентябре, как известно, у вьетнамских братьев праздник Освобождения.
Атом в рабочем комбинезоне
Разве степь ожидала,
Ямщицкая, прежде глухая,
Что когда-нибудь солнцем вторым
На Дону загорится уран?
Павел Касаткин
Теплоход ПТ-1 уходил из Воронежа под вечер. Пассажиров было немного, все больше до ближних пристаней, а, пока добрались до Нововоронежского, осталось пять-шесть: два инженера-атомщика да студенты-практиканты. Наверное, все оттого, что автобус и электричка становятся более удобным средством передвижения, а «Ракета» здесь еще не ходит. Меня же тихоходный «Москвич» с двумя палубами вполне устраивал…
Сразу за мостом открылась широкая пойма. Скоро разольется здесь Воронежское море. Давно обмелела река, и город на голодном водном пайке. Когда теплоход с трудом пробирался через перекаты, а иной раз, зацепив днищем мель, буквально крутился на месте, взметывая ил, казалось невероятным, что в свое время река эта качала на волне грозные сорокапушечные корабли, бригантины, галеры. И все-таки это было. Здесь под стук топора поднимался российский военно-морской флот.
Сколько воды в реке Воронеж? Весной паводковые воды разливаются на десятки километров, затопляя пойму. Удержать бы все это вешнее раздолье, но… В июле — августе река настолько мелеет, что любой через нее камешек перебросит. Семьдесят процентов всего годового стока падает на полтора-два весенних месяца. А город каждую секунду берет из реки до пятнадцати кубометров воды. Да столько же выпивает выше по течению Липецк. Вот почему понадобилось строить море.
Плотина сдержит паводковые воды. Двести миллионов кубометров воды — вот каким намечают сделать объем будущего Воронежского моря! В черте города уровень реки поднимется на пять метров, а разольется море километров на сорок — до самого заповедника. Вот тогда-то придут сюда с моря могучие корабли и баржи, которых давно не видели в здешних местах. И в Воронеже появится настоящая набережная, одетая в бетон и камень.
Минуем Гремячье… Большое село на правом берегу. Зимой 1943 года на его месте было пепелище, вырублены все сады (а они славились далеко за пределами Донщины). Отстроилось село заново, залечило раны и, как прежде, все в садах…
Еще пристань — село Костенки… В районе села при раскопках найдены древние захоронения первобытных людей, часто попадаются кости мамонтов, слонов, зубров, оленей, тигров и даже носорогов.
Все, что найдено в Костенках, хранится в музеях Москвы, Ленинграда, Воронежа. Известный антрополог Михаил Михайлович Герасимов, заинтересовавшись древними погребениями в Костенках, сумел восстановить по черепу скульптурный облик человека, который жил в Костенках, на Маркиной горе много тысяч лет назад. Я видел эту скульптуру — человек смотрит пристальным взглядом охотника, будто желая узнать, с добром или злом приближаемся к нему мы, живущие на земле четыреста веков спустя. У него стремительный разлет бровей, широкие скулы, чуткие ноздри, резко очерченный рот, он готов выйти на поединок с опасным зверем и постоять за себя…
Опускается ночь на реку, вспыхивают голубоватые звезды. Они будут висеть над водой до самого рассвета и только на заре, бесконечно устав, сорвутся в Дон. Упадут и лягут на дно. Но звезды горят не только на небосводе. Сверкает огнями в ночи громадное здание из стекла и бетона на левобережном крутоярье, причудливо ажурное переплетение линий высокого напряжения, уходящих во все стороны. Это — Нововоронежская атомная электростанция.
Я приехал в город Атома глубокой ночью. Спал в гостинице плохо: ждал рассвета. Утром, наспех позавтракав, торопился оформить пропуск на атомную станцию. Ждать пришлось с полчаса, успел обойти поселок эксплуатационников — чистый, опрятный, застроенный благоустроенными домами, весь в зелени. Стройка здесь тоже начиналась с палаток в голой степи, а сейчас вырос современный город. И тополя вплотную окружили корпуса атомной станции, их не погубят клубы черного дыма: в городе не требуются ни уголь, ни нефть, ни дрова.
У проходной мне любезно предложили белый шелковый халат, докторскую шапочку и… обыкновенные галоши. Гость не должен вынести со станции даже случайную «пылинку». Меры безопасности здесь продуманы до мелочей, предусмотрена любая случайность. Если вдруг понадобится, автоматические устройства мгновенно остановят реактор. Впрочем, случайности исключены: с 30 сентября 1964 года, когда первый блок станции дал ток, их ни разу не было. Служба дозиметрии надежно стоит на страже здоровья энергетиков, непрерывно производит замеры воды в Дону и почвы в окрестностях станции. Земельные угодья вокруг станции вполне безопасны для посевов и для выпаса скота.
Это для меня было «вводной лекцией». А потом я увидел сердце станции — реактор. Правда, с «птичьего полета», через огромные свинцовые стекла. Там, под бронированным бетонным колпаком, как сказали мне, собраны в шестигранную кассету около девяноста трубок, расположенных на строго заданном расстоянии одна от другой. Между трубками пропускают теплоноситель — воду. Если правильно соблюсти пропорции, уран начнет самопроизвольно нагреваться. Кассет таких в котле двести семьдесят. Я не физик и не собираюсь вдаваться в тонкости реакций. Скажу только, что урановые стержни пронизывают кромешный рой мятущихся нейтронов. Под их ударами вдребезги разлетаются ядра атомов урана-235. Микровзрывы в недрах вещества рождают не только тепло, но и новые нейтроны. Так возникает цепная реакция. Вода, омывающая реактор, нагревается до такой степени, что в ней может расплавиться олово, но она не кипит: не позволяет высокое давление. А потом эстафету принимает старый век энергетики: в теплообменниках вода превращается в пар, пар идет к турбогенераторам. Все, как видите, совсем просто.
